Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима - Виктор Ларионов Страница 45

Никейские императоры установили дипломатические отношения с настроенной крайне негативно по отношению к Римскому престолу Священной Римской империей германских императоров. Византийцы нашли общий язык и с Ордой. Ставка Даниила Галицкого в этой ситуации на папский престол не могла найти сочувствия у византийцев и была, по существу, близорукой в условиях складывающихся заново политических силовых центров Европы того периода. Александр Невский как политик оказался выше Даниила. И политика эта нашла понимание и у первоиерарха Русской церкви.

Мы специально изучим все сложные хитросплетения того периода европейской истории в главах, посвященных становлению идеологии Третьего Рима на Руси.

Так куда же мог перенести кафедру своего реального пребывания новый митрополит Киевский и всея Руси Кирилл.

В 1250 г. брат Александра Андрей отнял Владимир у своего дяди Святослава — одного из немногих князей, переживших трагическую битву с татарами на реке Сить в 1238 г. Александр в это время также оставался во Владимире.

И тут произошло значимое событие в русской истории, один из ее поворотных моментов, на который отечественная историософия мало обращала должное внимание. Печатник-канцлер, как считает ряд историков, или просто близкий человек князя Даниила Галицкого Кирилл вернулся из Никеи митрополитом Русским не в Галич и не в Киев, а к Александру и Андрею в Суздальскую землю.

На следующий год митрополит Кирилл и владыка Ростовский Кирилл II отправились с Александром в Новгород для усмирения этого города в момент принуждения к татарской переписи. Союз Церкви в данном вопросе с Александром не вызывает сомнения и должен рассматриваться нами как главное доказательство правильной и глубоко продуманной политики в данном вопросе Александра Невского.

Новгород должен был подчиниться и дать возможность татарским баскакам провести перепись. Тяжелая и унизительная процедура все же спасала север Руси от разгрома, а равно и Суздальскую землю, через которую враг непременно прошел бы войной, соберись он карать Новгород.

Перепись — признание зависимости от Орды, но признание такое, которое помогало сохранить определенную политическую и экономическую самостоятельность. Главное — удалось избежать нашествия и донести в сохранности и цельности русскую культуру, неразрывно связанную тогда с верой наших предков, до потомков, физически и духовно созревших до военного противостояния с Ордой.

В этом главное. В этом проявилась мудрость политики Невского, мудрость, которая, конечно, была с примесью горечи и стыда. Унизительна и трудно выносима была для витязя и князя зависимость от Орды. Мы помним, что князь не проиграл ни одного сражения, был лично храбр и силен. Но он прекрасно отдавал себе отчет, что на пути спасения собственной чести он может потерять не только власть, княжество, но и полностью лишиться подданных, то есть бросить русский народ в горнило сражений со всем «поднявшимся Востоком», которое наше племя тогда не выдержало бы! Вопрос чести был далеко не таким праздным для владык Средневековья, каким он может показаться современникам, привыкшим даже честь считать ликвидной категорией. Неимоверно трудно давались ему такие решения. Но цена вопроса для Александра не укладывалась и не могла уложиться ни в какие современные экономические категории. Речь шла о выживании наших предков, буквально физическом выживании на безжалостном ветру суровой истории. И позиция Александра Ярославича в данном вопросе находила полное понимание у духовных вождей русского народа того трудного времени.

Еще раз подчеркнем важнейший факт, который необходимо всегда учитывать в нравственной оценке действий Александра в той или иной сложной политической ситуации. У Александра Невского сложились особые, доверительные отношения как с митрополитом Кириллом, так и с ростовским владыкой. По всем вопросам внешней и внутренней политики они были единодушны.

Несомненно, что из этих особых отношений Александра Ярославича с выдающимися первоиерархами Русской церкви родился важнейший, судьбоносный и истинно мистический акт русской истории — начало процесса канонизации крестителя Руси Владимира Святославича, вполне возможно инициированный им самим!

Победа на Неве произошла в день преставления князя Владимира, что и дало повод для начала процесса канонизации, несмотря на то что мощи князя к тому времени чудотворением не были отмечены Свыше. Византия, не всегда благосклонно смотревшая на деяния Владимира, вырвавшего крещение у греков вооруженной рукой, на этот раз не проявила никакой антипатии к своей духовной дочери. Православный мир остро нуждался в духовном единстве и духовной поддержке своих святых воинов. Символично, что первый креститель русского народа был прославлен «крестителем» его великорусской ветви, заново поднявшим православный крест над нашими предками актом своей нерушимой веры и священного выбора, о чем обстоятельно мы расскажем ниже.

Отметим, что Александр вообще находил полное понимание у Русской церкви своей внешней политики. Но у него появился внутренний враг. Его брат Андрей, будучи бескомпромиссно антитатарски настроен, женится на дочери Даниила Галицкого. Союз Андрея и Даниила был скреплен в значительной мере не только новыми родственными узами, но в гораздо большей степени их личной ненавистью к татарам, ненавистью столь огромной, сколь и роковой, коль скоро она не позволяла им увидеть тех реалий времени, которые видел Александр. Третьей силой в этом новом союзе стал Ярослав Ярославич Тверской.

С этим антитатарским союзом связаны самые трагические дни в политической судьбе Александра. В 1252 г. он едет на поклон к Батыю. В это время Батый смог укрепить свою пошатнувшуюся было власть в Орде, и момент был рассчитан предельно точно. В Каракоруме ханом монголов стал ставленник Батыя — Мункэ. Батый дает Александру старейшинство в братьях.

Важно отметить еще один примечательный факт. Существует мнение многих историков, что в Орде Александр не просто сдружился с сыном Батыя Сартаком, но и оказал на того значительное влияние. Есть косвенные свидетельства того, что Сартак крестился, может быть, под влиянием Александра. Правда, путешественник того времени, известный своими путевыми записками, Марко Поло считал, что приязнь Сартака к православным является всего лишь политическим ходом Чингизида, чьи земли лежали в непосредственной близости от границ истерзанного православного русского народа. Будучи сыном Батыя, он имел все основания наследовать отцу. Александр имел еще большие основания считать, что с воцарением Сартака политический расклад сил в Восточной Европе становился бы исключительно спасительным для русской государственности. На тот момент Александра признали старшим среди князей русских митрополит и епископы Руси. Его поддерживала и Никейская империя, видя новоставленного митрополита Кирилла подле Александра. Но не успел Александр двинуться домой из ставки Батыя, как тот послал на Русь две Орды — Неврюеву рать на Суздаль и Куремсу на Даниила Галицкого. Многие историки ставят эти нашествия в вину Александру.

Но была ли в том его вина — не простой вопрос, на который нам предстоит обстоятельно ответить.

Например, автор Жития не побоялся вставить этот сюжет в житийную канву Александра. В повествовании Жития говорится: «По сем же разгневася царь Батый на брата его меньшаго, на Ондрея, и посла воеводу своего Невруя повоевати землю Суждальскую. По пленении же Невруеве князь великый Олександръ церкви въздвигу, грады исполни, люди распуженыа събра в домы своя». Иными словами, автор агиографического труда не видел связи между татарским нашествием под руководством Неврюя и пребыванием Александра в Орде. Важно помнить, что автор Жития непосредственный свидетель этих событий, их современник. И Житие писалось для тех, кто так же был современником этих трагических дней. Можно ли было обмануть живых свидетелей и нужно ли было их обманывать? Вопрос риторический.