1612. Рождение Великой России - Андрей Богданов Страница 44

Боярин упал на своё ложе. Внутренности его люто терзались, сердце заходилось. Он стал метаться в тоске, биться и стонать. Закричал, призывая отца духовного. Видя, что князь отравлен, зарыдали его жена и мать, за ними весь двор переполнился слезами и горестными криками. Делагарди поспешил к другу и привел к нему всех армейских докторов. Их усилия были напрасны: « Со двора доктора немецкие от князя шли, плача, как о государе своем». Михаил Васильевич исповедовался, принял причастие и умер к всенощной 23 апреля 1610 г., когда в храмах читали из жития Василия Великого и поминали двух святых воинов: Георгия Победоносца и воеводу Савву Стратилата. Народ плакал, видя в том знак: «потому что и сей был воин, и воевода, и стратилата.

При восходе солнца, когда весть разнеслась по Москве, плакало уже всё Московское государство. «Отшед от сего света, преставился князь Михаил Васильевич!» — объявляли в каждом храме. Войска, народ, даже матери с младенцами на руках стекались со слезами к боярскому двору. Толпа расступалась, пропуская на двор воевод, дворян и детей боярских, сотников и атаманов. Каждый со стенаниями припадал к одру почившего князя.

«О, господин и государь наш! — причитали храбрые воины и воеводы. — Отошёл от света сего, возлюбил ты небесному Царю воинствовать, а нас на кого оставил? И кто у нас грозно, предивно и храбро полки построит? И кому нас оставил служить, и у кого нам жалованья просить, и за кем нам радостно и весело на врагов ехать в сражении?

Ты не только, государь наш, подвигом своим врагов устрашал, — говорили дворяне и воеводы, — но и мыслью помыслишь на польских и литовских людей — и они от мысли твоей дальше бегут и страхом объемлются.

А ныне мы,- причитали воины,- как скоты бессловесные, овцы, не имеющие крепкого пастыря. У тебя, государя, в полках войска нашего и без казни страшно и грозно, а все радостны и веселы. И как ты, государь наш, в полках у нас поедешь, и мы, как на небесное солнце, на тебя насмотреться не можем!»

Воины горько плакали над тем, что потеряли. А ко двору Скопина-Шуйского всё шли и шли сановники, шли нищие и убогие вдовы, слепые и хромые, все со слезами и горьким воплем. Проститься с телом пришёл царь Василий с братьями, с ним патриарх Гермоген и весь Освященный собор.

Московские сановники не хотели пускать к телу Якова Понтусовича Делагарди, дескать, он не православный. Генерал страшно на них закричал: «Как меня не пустите своими очами видеть государя, кормильца моего?! Что это такое деется!» Его пустили проститься. Со двора Делагарди вышел, захлебываясь от слёз. «Московские люди, — кричал он, — не только на вашей Руси, но и в моей Немецкой земле никакой король не будет таким государем мне!»

По всей Москве искали, сняв с тела мерку, дубовую колоду, чтобы сделать князю, по обычаю, цельный гроб. Нигде не нашли колоды столь огромного размера. Думали сделать гроб каменный, но не нашли и камня столь великого. Тогда мастера собрали гроб из нескольких колод. В нём и понесли тело в Чудов монастырь в Кремле, чтобы оставить там до времени, когда можно будет отвезти прах князя в семейный склеп в Суздале.

С трудом воины несли по улицам огромный гроб. Всё войско пело надгробные песни. Огромная толпа вдов, сестёр и дочерей воинов, погибших в боях, окружала мать и жену Скопина-Шуйского. Их вели под руки — они то и дело теряли сознание от горя.

Когда пронеслась весть, куда несут гроб, народ заволновался. Сначала несколько человек, а потом все едиными устами закричали: «Подобает такого мужа, воина, воеводу и победителя в соборной церкви у Архангела Михаила положить. И гробницу его причесть к гробам царей и великих князей!»

«Достойно и праведно так сотворить», — отвечал народу царь Василий. Гробница князя была устроена в Архангельском соборе — усыпальнице московских великих князей и царей. Отпевал воеводу в Успенском соборе патриарх Гермоген. Святейший не знал, что и ему доведётся погибнуть по воле злых бояр. Он скорбел, предвидя новое море бед, в которые со смертью Скопина погрузится Россия.

Царь Василий притворно плакал, но никто не верил ему. Шведы, немцы и французы прямо называли его отравителем, говоря, что это он дал приказ убить Скопина. Народ винил в смерти князя царских родственников. Убийцами называли Дмитрия Шуйского и его жену Екатерину. Сразу после похорон народ бросился громить их двор. Василию Шуйскому пришлось послать войска, чтобы спасти жизнь и имущество своего брата.