Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Иван Новохацкий Страница 44

Когда стемнеет, под покровом темноты начинается эвакуация раненых с плацдарма, переправа на плацдарм пополнения людьми, боеприпасами, продовольствием. Надо покормить уцелевших, дать соответствующие указания на следующий день боя. Солдатам необходимо привести в порядок оружие, почистить и смазать его, поправить разрушенные участки траншей, отремонтировать перебитые линии связи и еще много и много других задач надо решить, пока немец молчит. Надо, конечно, и отдохнуть, люди ведь не железные, а бои идут уже многие сутки.

За бои на Тиссе в 13-м гвардейском воздушно-десантном полку, который мы поддерживали, трое были удостоены звания Героя Советского Союза: командир полка подполковник Исхаков, который управлял частью с нашего НП, командир роты младший лейтенант М. К. Степанов, пулеметчик А. Абуталимов, который незадолго до этого был отчислен из нашего дивизиона на пополнение 13-го полка, так как не знал русского языка и для службы в артполку был не пригоден. Остальным была объявлена благодарность.

В этих боях на Тиссе только наша дивизия потеряла более тысячи человек, в том числе 268 человек убитыми. Дорогой ценой нам достался этот рубеж.

3 ноября 1944 года наша дивизия сдала соседям свою полосу обороны вместе с плацдармом, совершила 30-километровый марш и приняла участок обороны в районе города Тиссафюред, западнее прежнего участка. Здесь, в составе 57-го стрелкового корпуса 53-й армии мы приняли участие в Будапештской операции. И снова пришлось форсировать Тиссу.

Неделю шли тяжелые бои на небольшом плацдарме, который захватили наши войска на противоположном берегу реки Тисса. Немцы беспрерывно контратакуют наши позиции, пытаясь сбросить нас с плацдарма. Он настолько мал, что простреливается насквозь ружейно-пулеметным огнем. Только 5 ноября за день боя было 12 контратак противника на плацдарме. Порой доходит до рукопашного боя. Гитлеровцы в пьяной атаке лезут на пролом, наши десантники встречают их огнем из автоматов, пулеметов, винтовок, нередко в бой идут ручные гранаты. К сожалению, мы, артиллеристы, тут мало чем можем помочь. Боевые порядки, и наши и противника, близко друг от друга, и если вести огонь непосредственно по атакующим, то можно задеть и своих. Но мы все же ухитряемся вести стрельбу, подтягивая разрывы наших снарядов ближе к месту атаки противника. Разрывы наших снарядов недалеко от нашего НП, и мы, даже в непрерывном грохоте боя, слышим, как над нашей головой с характерным свистящим звуком на конечной части траектории пролетают наши снаряды. Разрывы наших снарядов так близко от нашего НП, что мы непроизвольно втягиваем голову в плечи, хотя за годы войны привыкли к таким звукам.

Там, где контратакует противник, — море огня, пыли и дыма, земля буквально кипит. Адский грохот от разрывов снарядов и мин, визга осколков и свиста пуль, выстрелов орудий и минометов, дикого крика атакующих и обороняющихся — все это слилось в жуткую симфонию жестокого боя. И так с утра до вечера ежедневно вот уже много дней. Только к позднему вечеру утихает грохот боя. Все смертельно устали, стволы орудий, пулеметов, автоматов раскалились от стрельбы, кажется, и сама земля устала.

В ночь с 6 на 7 ноября 1944 года на плацдарм переправились 6-й и 13-й гвардейские воздушно-десантные полки нашей дивизии. Утром 7 ноября дивизия, во взаимодействии с 3-м отдельным штурмовым (штрафным) полком, при поддержке артиллерии дивизии и штурмовой авиации, перешла в решительную атаку, окружила и разгромила противника в районе села Поросло, уничтожив большое количество живой силы и техники противника. Вся местность была буквально усеяна вражескими трупами, но немало полегло здесь и наших солдат и офицеров. Неприятель не выдержал натиска наших войск и начал поспешно отходить. Венгерские солдаты, воевавшие на стороне немцев, стали переходить на нашу сторону и сдаваться в плен.

18 ноября дивизия, действуя на правом фланге будапештской группировки войск 2-го Украинского фронта, овладела большим венгерским селом Кереченд. Оно растянулось на многие километры вдоль шоссейной дороги. Вечером наши десантники закрепились за селом, седлая шоссе. Со мной командиры взводов управления батарей с разведчиками и связистами. Расположились в придорожном кювете. Разведчики вырыли мне небольшой окоп, притащили из деревни перину, завернувшись в которую я и коротал холодную ночь. Наша пехота по другую сторону дороги, тоже в кювете.

Рано утром, когда еще не рассвело, меня позвал командир батальона и предупредил, что через час батальон пойдет в атаку. Впереди — горы Матра и венгерский город Эгер, туда лежит наш путь. Все ясно, надо поднимать командиров взводов, которые здесь же в кювете, зарывшись в такие же перины, как и у меня, сладко спят. Надо приводить батареи в готовность к поддержке огнем атаки батальонов.

На дороге в тумане вижу фигуры заместителя командира нашего полка майора Гордийчука и заместителя командира нашего дивизиона капитана Юрченко. Они стоят на шоссе и о чем-то разговаривают метрах в трех-четырех от меня. Я наклонился над окопом, будя командира взвода 4-й батареи лейтенанта Володю Дыминского. В другом кювете послышалась громкая крепкая ругань, очевидно в батальоне кто-то спросонья. Сразу же со стороны противника прозвучала пулеметная очередь в нашу сторону. Показалось даже, что пулемет где-то рядом, метрах в 50–70. Очевидно, это было боевое охранение немцев. Пули защелкали по камням шоссе, с визгом рикошетируя от них. Меня кто-то толкнул в спину, и я упал в окоп к Дыминскому, благо он был неглубоким. Посмотрел назад: кто же меня толкнул? Но рядом никого не было. Юрченко с тревогой посмотрел в мою сторону и спросил: «Ты живой»? Я ответил: живой. И в этот момент почувствовал тягучую боль в спине. Я был в ватной телогрейке, пальцем нащупал на спине дыру в ватнике, вытащил палец, на нем кровь, понял — ранен. Почувствовал какую-то неприятную слабость в теле. Мои разведчики поняли, в чем дело, подняли меня, поддерживая под руки.

В этот момент появился наш командир дивизиона капитан И. Д. Савин и начал ругать взводных, что я из-за них пострадал. Я попросил не ругать взводных, они ни в чем не виноваты.

Савин дал команду отвести меня в село на ПМП полка (ПМП — передовой медпункт). Разведчики под руки повели меня в село. До боли защемило сердце, неужели отправят в госпиталь и придется расстаться с полком, с которым пройдено столько фронтовых дорог? Очевидно, от наступившей слабости даже заплакал с досады.

В медпункте быстро раздели до пояса, уложили на стол животом и начали ковыряться в ране. Слышу, врач диктует медсестре, которая записывает в журнал мою фамилию и диагноз: «Слепое пулевое ранение в область пятого позвонка». Сделали два неприятных укола от столбняка, перевязали и отправили с разведчиками в конюшню, где лежали другие раненые, ожидавшие дальнейшей отправки в медсанбат дивизии и полевые госпиталя.

С одной стороны в конюшне стояли лошади, а с другой стороны на соломе лежали мы. Раненые терпеливо ждут отправки, некоторые здесь уже вторые сутки. Ухаживать практически некому, иногда забежит солдат-санитар, принесет воду или еду и бежит дальше. Бои идут тяжелые, и раненые поступают непрерывным потоком.

Я полежал немного, подумал и решил вернуться в полк. Судя по всему, ранение у меня было не очень серьезное, и перспектива лежать здесь двое-трое суток совсем не радовала. Со мной все время был один из моих разведчиков, который ждал, чтобы узнать, куда меня повезут. Я даю ему задание: сбегать в штаб нашего дивизиона, благо он в этом же селе, на окраине, взять повозку, чтобы мне вернуться в дивизион. Он обрадовался такому моему решению и быстро отправился в штаб дивизиона.