Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг Страница 43

В противоположность старому инженеру, заботившемуся, как считалось, исключительно о личном благе, новый ИТР жил работой и не знал, что такое комфорт. Инженер-производственник стал новым идеалом техника, который всюду пропагандировался. Обсуждались вопросы поощрения инженеров, работающих на предприятиях, путем повышения зарплаты, льготного приема их детей в вузы и улучшения их жилищных условий: «Каждый инженер, каждый техник должен видеть, что не писание бумаг, но производство и только производство может дать ему максимум жизненных благ и морального удовлетворения». В силу острой нужды заводов и строек в инженерных кадрах выпускников институтов не только вербовали, но и направляли туда в принудительном порядке. На своем июльском пленуме в 1928 г. ЦК решил не позволять больше новоиспеченным инженерам самим выбирать место работы, а распределять на заводы и стройки по всей стране строго по плану. Большевики обязали молодых инженеров отрабатывать по месту распределения определенный срок: «2. Установить для каждого оканчивающего втуз или техникум обязательный 3-годичный срок работы на производстве по указанию хозоргана». Приказ Наркомата труда № 246 от 1 августа 1929 г. уполномочил Высший совет народного хозяйства производить распределение молодых инженеров. С этой целью были созданы специальные комиссии, которым надлежало «справедливо» обеспечивать техническими специалистами заводы, фабрики и стройки, испытывавшие практически неутолимую потребность в инженерах.

Несмотря на новую кампанию, многие инженеры, однако, работали вовсе не там, где их хотела видеть партия и где в них нуждалось народное хозяйство. Осенью 1929 г. в Москве только 52% инженерно-технических кадров были заняты на производстве, тогда как остальные пристроились в административных учреждениях. «Почему инженеры сидят за конторками? Инженеру место на передовых позициях производства», — восклицала газета «За индустриализацию» в мае 1931 г. О молодых специалистах она писала: «Преступление — держать их в канцеляриях…» В статье под заголовком «Безответственность торжествует» газета сообщала, что некоторые предприятия набирают инженеров «про запас», заставляя их работать в архивах или бюро. 200 инженеров прозябали в таких «запасниках». «Людей готовили для Магнитостроя, а они попали на… действующие заводы», — сетовал орган Наркомтяжпрома. Драматическое положение сложилось в Кузбассе, где имелось в наличии всего 25-30% необходимых специалистов. Различные организации присваивали себе кадры, для них не предназначенные; выпускники вузов, которых ВСНХ посылал на Магнитку, отказывались туда ехать. Студенты Ленинградского строительного техникума, получив подобное направление, внезапно «заболели» и остались в Ленинграде.

Новоиспеченные инженеры нередко старались избежать распределения, так как не верили в «авантюру великих строек» и строительные работы их не привлекали. Они не могли смириться с мыслью, что им придется трудиться за тысячи километров от друзей, театров и теплой постели. После пяти лет учебы многим молодым специалистам трудно было расстаться со столичным центром, ставшим для них символом новой жизни, и вернуться в провинцию, из которой они когда-то приехали. Добиваясь, чтобы выпускники вузов действительно занимали предназначенные им места на Урале или в Сибири, центральная комиссия по распределению кадров вместе с институтами прибегла к крутым мерам: дипломы перестали выдавать молодым инженерам на руки, а высылали на будущее место их работы. Таким образом, те, кто не прибывал куда следует, оставались без диплома.

Инженеры старшего поколения, «мобилизованные» на главные объекты первой пятилетки помогать в строительстве нового комбината или пуске нового завода, тоже часто воспринимали такую командировку как ссылку. Директор Кузнецкстроя Сергей Миронович Франкфурт (1888-1937) пишет о присылаемых к нему на строительство инженерах: «В Москве, в Ленинграде, в Харькове они расценивали свой "добровольно принудительный" выезд в Сибирь, на Кузнецк-строй, почти как ссылку». По словам инженера Бориса Осиповича Лошака (р. 1900), Г.М. Кржижановский признавался ему, что масса мобилизованных инженеров по самым разным причинам не желает ехать в Донбасс. Н.М. Власенко, который поехал на Магнитку сам, наблюдал в отделе кадров треста «Востоксталь» «интересные картины»: инженеры, главным образом старые, некоторые вместе с женами, слезно умоляли не посылать их на Магнитострой или Кузнецк-строй, предъявляя сотни справок и приводя всевозможные «объективные причины». Некоторых освобождали от командировки, но большинство скрепя сердце, простившись с семьей и комфортом, отправлялось «в ссылку», как кое-кто из них говорил вслух.

Условия в провинции часто действительно были настолько нечеловеческие, что даже энтузиастов начинали одолевать сомнения. На какой-нибудь крупной стройке, выросшей вдали от привычной цивилизации, в чистом поле, среди грязи или льда, инженерам приходилось радоваться, если им доставалась койка в бараке-общежитии. Антисанитария там, как правило, царила страшная, досыта кормили редко, о культурных учреждениях и думать не стоило. Была только стройплощадка, глушь вокруг — и больше ничего. По словам Власенко, он имел весьма «смутные представления» о Магнитострое, однако полагал, будто «Магнитка — большой старый город». С тем большим ужасом увидел он, приехав туда, старый вагон вместо вокзала и «город», состоящий из палаток, землянок и нескольких бараков. Четыре месяца он провел в совершенно невыносимых условиях: ни матрацев, ни простыней, ни наволочек, ни одеял, вместо соломы — гнилое сено, до туалета бегали из барака чуть не километр. Особенно всем досаждали клопы. И.В. Комзин, который отправился на Магнитку с молодой женой, полный романтических иллюзий, тоже рассказывает об отрезвлении, наступившем по прибытии на место: «После уютной московской квартиры очутиться в палатке, где вместо паркета земля и вместо больших солнечных окон мутное целлулоидное оконце — не такая уж большая радость».

В печати говорить о стройках в негативном ключе не дозволялось. Лишь в одной из немногих заметок об условиях на строительстве в декабре 1930 г. газета «За индустриализацию» подтвердила, что жизнь в провинции порой не сахар. Поселок из землянок на сопке Марс в Кузбассе она сравнивала с планетой Марс: «Трудно живут "марсиане" чистой питьевой воды на "Марсе" нет… нет для жилья угля. Его не на чем подвозить… омерзительная сырость земли и плесени висит, застилая свет оконца и скудную лампешку». «Инженерный труд» в 1929 г. также указывал, что в провинции зарплата меньше, чем в крупных городах, обеспечение подобающим жильем представляет постоянную проблему, права, обязанности и компетенция ИТР по большей части не регламентированы, из-за чего специалисты быстр0 попадают под суд; их перегружают заданиями, не дают им отпусков, и никто не заботится об образовании их детей.

Никто, однако, не считал все это уважительной причиной, чтобы не посылать выпускников вузов в провинцию. Инженеры, отказывавшиеся ехать на стройку, подвергались нападкам в печати. Газеты высмеивали их мнимое высокомерие: они, дескать, думают, что слишком хороши для стройки, им подавай местечко в ВСНХ, заведование кафедрой да иностранный автомобиль. Эта критика обрушивалась в равной мере и на «старых», и на «молодых» инженеров. Нельзя, подчеркивал «Инженерный труд», закрывать глаза на то, что среди не желающих выполнять «грандиозные задачи социалистического строительства» уже есть некоторые из выдвинувшихся благодаря коммунистической партии детей рабочих: «Это — молодые чиновники в форменных фуражках… высиживающие свои шесть с половиной часов и не желающие нюхать производства». Если прогуляться по Москве или Ленинграду и заглянуть «во все эти бесконечные "технические", "расчетно-конструкторские", "архитектурные", "планировочные", "проектно-сметные" бюро и отделы», то увидишь «десятки и сотни франтоватых молодых людей, важно восседающих за чертежными столами и занятых в лучшем случае пустяковыми расчетами и сметами, а в худшем — копированием чертежей»: «Это — не чертежники. Это — молодые инженеры, которым в столице удалось "устроиться"». В октябре 1929 г. Президиум ВСНХ объявил профсоюзному бюро инженерных секций, что мириться с «отказническими» настроениями среди молодых инженеров Москвы и Ленинграда долее невозможно и следует для устрашения провести показательный процесс. «Ожесточенное сопротивление» отправке в провинцию стало «массовым явлением» и угрожает планам индустриализации периферийных регионов.