Последние дни инков - Ким Маккуарри Страница 43

«И я прошу и требую от вас… признать Церковь своей повелительницей и в такой же мере — повелительницей всего мира и вселенной, а первосвященника, именуемого папой, верховным правителем… Если же вы этого не сделаете… с Божьей помощью мы пойдем против вас, и всеми возможными способами мы поведем войну против вас, мы заставим вас повиноваться Церкви и Его Величеству, и мы отберем у вас всех ваших женщин и детей и сделаем из них рабов и будем продавать их. И мы причиним вам все зло, на которое только способны. И я настаиваю, что вы будете ответственны за все те смерти и разрушения, которые воспоследуют».

По словам другого армейского нотариуса, Мигеля де Эстете, это сообщение, по-видимому, всеми было понято, поскольку туземцы «начали исполнять свои песни и воздавать благодарение солнцу за то, что оно позволило изгнать их врагов со своей земли и за то, что позволило христианам управлять инками. Таково было содержание их песен, хотя я не верю, — с подозрением замечал Эстете, — что [песни] отражали их истинный настрой. Они лишь хотели заставить нас думать, что они довольны речью испанцев».

Что бы на самом деле ни думали туземцы, каждый из присутствовавших здесь туземных вождей должен был выйти вперед, дважды поднять испанское знамя и затем обнять Франсиско Писарро под звуки испанских труб. Затем «встал Манко Инка… и вручил губернатору и испанцам золотую вазу, после чего все отправились ужинать, поскольку было уже поздно». Церемония коронации была завершена, юный Манко Инка стал отныне новым повелителем Инкской империи. Это был пятый инкский император за шестилетний период: на протяжении четырех лет правил его отец Уайна Капак; затем правили два его враждующие брата, Атауальпа и Уаскар; и в течение короткого времени страной управлял еще один его брат, Тупак Уаллпа, умерший три месяца назад в Хаухе.

Никак не сдерживаемые присутствием нового инкского императора, Писарро и его люди продолжили разграбление инкской столицы и ее окрестностей. На самом деле этот процесс начался непосредственно после их прибытия в столицу за месяц до описываемых событий. Для Писарро это было исполнением мечты, которую он лелеял с того самого момента, как впервые прибыл в Америку: стать однажды предводителем экспедиции, целью которой будет разграбление доселе не изведанной, полной богатств туземной империи. Вообще это был один из немногих случаев в мировой истории, когда небольшой отряд захватчиков оказался в состоянии разграбить столицу крупной империи практически с благословения ее жителей.

Писарро вскоре определил своей резиденцией королевский дворец Пачакути, расположенный на главной площади. Возможно, это был подходящий выбор, поскольку Пачакути был тем самым правителем, который задумал создание Инкской империи и осуществил его, в то время как Писарро задумал и осуществил завоевание этой самой империи. Между тем младшие братья Писарро, Хуан и Гонсало, недолго думая, взяли себе резиденции, находящиеся рядом с дворцом Франсиско и некогда принадлежавшие отцу Атауальпы, Уайне Капаку. Диего де Альмагро взял себе в пользование дворец, строительство которого было завершено Уаскаром непосредственно перед тем, как он был схвачен и казнен людьми Атауальпы. Другой дворец был отведен в пользование Эрнана Писарро, который на тот момент находился в Испании, делить здание с ним должен был Эрнан де Сото. Некогда принадлежавший Уайне Капаку, это был самый роскошный из всех дворцов. Он имел мраморные ворота и две башни высотой примерно в 30 футов. Между тем семнадцатилетний Манко Инка начал строительство нового дворца для себя.

В марте 1534 г., примерно через два года после прибытия испанцев в Перу, Франсиско Писарро занялся распределением золота и серебра, награбленного в Куско. На этот раз трофеи были даже более значительными, чем в Кахамарке. Хотя золота было собрано меньше того количества, что предлагал Атауальпа в качестве своего выкупа, серебра на этот раз было собрано в четыре раза больше. Те испанцы, что прибыли в Перу достаточно поздно, вместе с Альмагро, не приняв участия в пленении Атауальпы и соответственно не имея шансов стать в одночасье богатыми, теперь получили за свои усилия сполна. Те же, кто уже стал миллионером в Кахамарке, теперь удвоили свое состояние. Писарро также выделил отдельные доли «для себя, для двух [своих] лошадей, для [двух туземных] переводчиков и для своего пажа, Педро Писарро».

Все испанцы должны были осознавать, что ими достигнута определенная веха в завоевании Перу. Компания Леванта, которую Писарро и Альмагро создали около десяти лет назад, теперь официально распалась, поскольку все аккумулированные ею доходы были уже распределены. Акционеры компании, по крайней мере те, кто принимал участие в кампаниях в Кахамарке и/или в Куско, получили такие фантастические доходы, что теперь могли уходить на покой. Писарро предложил своим товарищам на выбор два варианта: они могли либо покинуть страну и вернуться в Испанию, где им светило роскошное существование, либо же они могли остаться в Перу на правах первых испанских граждан этой страны и таким образом помочь основать новую испанскую колонию, которая будет носить название Королевство Новой Кастилии.

Писарро, который на протяжении тридцати с лишним лет боролся за создание такого положения для себя — правителя туземной империи, конечно, не имел намерения покидать Перу. Эта страна являлась как раз тем призом, которого Писарро страстно добивался, и он должен был оставаться здесь. Но поскольку Писарро не мог управлять империей в одиночку, ему нужно было, чтобы там осталось как можно больше испанцев. На тот момент в империи, насчитывавшей 10 миллионов туземных жителей и растянувшейся на расстояние в 2500 миль, находилось менее 500 испанцев. Сказать, что прослойка испанцев была «узкой», значит ничего не сказать. Поэтому Писарро предложил испанцам, которые согласились бы остаться в Перу, энкомьенду.