Калиостро - Елена Морозова Страница 43

Демонстрировать свое могущество в Варшаве Калиостро начал с духопризывательных сеансов. Первый сеанс не удался. Калиострова «голубица», девочка лет восьми, несмотря на проведенную накануне подготовку, отвечала принужденно и односложно. Второй сеанс оказался удачнее. Зрители оживились, когда магистр попросил их поставить подписи на листе бумаги, а потом на глазах у всех сжег этот лист. Через несколько минут к ногам медиума упал листок, запечатанный масонской печатью; Калиостро поднял его, развернул и показал присутствующим их собственные подписи. Следующей «голубке» было 16 лет, но она быстро отказалась служить посредницей между Калиостро и ангелами, заявив, что за содействие магистр обещал ей счастье и удачное замужество, но слова не сдержал. А во время вызывания духа Великого Кофты «голубок», увидев толстого седобородого Кофту в белом одеянии и белой чалме, во всеуслышание заявил, что видит перед собой Калиостро в маске и с привязанной бородой. После таких слов свечи в комнате тотчас погасли, а когда зажглись, перед зрителями уже сидел сам магистр, сообщивший, что Великого Кофту духи срочно отозвали в Египет³¹.

Несмотря на неубедительные сеансы общения с духами, желающих стать египетскими масонами оказалось достаточно, и Калиостро с большой помпой провел ритуал принятия в ложу, после чего ознакомил братьев с основами герметической философии, почерпнутыми из «Герметической философии» Федерико Гвальди, а затем посулил достижение духовного совершенства тем, кто станет особенно усердно трудиться во славу ложи.

«— Могу ли я надеяться получить большую власть, нежели та, кою имею сейчас?

— Да, можете; вы даже можете стать равным своему магистру.

— Каким образом?

— Посредством воли, мудрости, достойного поведения и в точности исполняя все, что вам поручат.

— Расскажите мне, что понимаете вы под суеверием.

— Дитя мое, каждый, кто, стремясь к познанию сверхъестественного, не изживет из себя дурные принципы, утратит покровительство Бога и знание истины, будет сброшен в пропасть, унижен и опустится столь низко, что собственной кровью подпишет преступное соглашение с низшими духами-посредниками и навсегда утратит власть, кою уже имеет»³².

От желающих исцелиться отбоя не было; дамы благоволили к магистру, первые красавицы искали его общества. Калиостро, раздуваясь от гордости, вещал вдохновенно, хотя, по словам графа М., «всякое слово его означало чрезмерное его хвастовство, или дело, совсем на правду не похожее»³³. Калиостровы большие, навыкате, глаза выхватывали из толпы то одну, то другую восторженную красавицу, и они, словно завороженные, замирали, боясь пропустить слово или жест кумира. Очаровательной княгине Сангушко, умолявшей предсказать ей будущее, Калиостро сказал: «Вскоре вы отправитесь на воды, где встретите одного очень знатного человека, и он настолько придется вам по сердцу, что вы выйдете за него замуж. А чтобы доказать вашу безграничную любовь, вы, несмотря на советы друзей, передадите ему все свое состояние. Но я могу отвести от вас грядущие несчастья: я даю вам талисман, и, пока он будет с вами, вам ничего не угрожает. Но как только вы отпишете ваше состояние будущему супругу, в ту же минуту талисман покинет вас и очутится у меня в кармане». Каролина Сангушко действительно вышла замуж за принца-авантюриста Карла Генриха Нассау-Зигенского (воевавшего вместе с Потемкиным в Крыму и удостоившегося от императрицы чина адмирала), однако, по свидетельствам современников, это была вполне счастливая пара. Но талисман все же перекочевал в карман магистра³⁴.

Еще одна радость: король наконец-то удостоил Калиостро аудиенции, разговаривал с ним милостиво и очень интересовался вопросом получения золота в атаноре. Счастье Калиостро омрачало только одно: настала пора приступать к лабораторным работам, а в помощниках у него «мрачное чудовище» — граф М.; у Серафины, с головой окунувшейся в развлечения, совсем не оставалось времени помогать супругу. Возможно, поэтому «16 июня Великий Кофта поссорился со своею любимицей; она есть женщина, имеющая язык сварливый; вот все ее свойства», — ехидно заметил граф М.³⁵. Тем не менее день рождения графини отпраздновали с подобающей пышностью; осыпая Серафину дарами, многие поклонники не забывали попросить красавицу замолвить за них словечко перед могущественным супругом, дабы тот с помощью магии поспособствовал поправлению их дел, в основном финансовых.

Приехав в Волю, Калиостро пригласил всех в лабораторию, где начал с демонстрации простого фокуса — превращения ртути в серебро. Ассистенту, графу М., пришлось отвешивать «фунт ртути», «вычищать» воду, «дабы сыскать в ней самую сущность, которую Каллиостр называет чистою землею или второю материею» и готовить «выжимки свинцовые». Затем, смешав последовательно все вышеуказанные составляющие, М. слил их в глиняный тигель, заполнившийся наполовину, и протянул его Калиостро. Исполненный важности, магистр явил на свет маленькую бумажку, служившую «оберткой» двум другим, из которых последняя содержала в себе красный, похожий на кармин порошок весом примерно 10 гран ^[49]. Порошок был торжественно засыпан в тигель, а Калиостро, по словам графа М., «сожрал все три обертки». После того как ассистент обмазал сосуд жидким алебастром, Калиостро взял его, добавил еще алебастра и велел поставить сосуд на горячие уголья, дабы алебастр подсох. Через пару минут тигель с угольев сняли и поместили в емкость, наполненную горячим песком, оную емкость поставили в печь на решетку и развели под ней огонь. Примерно через полчаса емкость достали, тигель извлекли, разломали и нашли на дне слиток серебра, «тяжестью 29 лотов три осьмых, который сверху был гладок, но снизу до трети наполнен маленькими скважинами». Масоны радостно аплодировали — все, кроме Мошинского. Тот был уверен, что, когда он на несколько минут выпустил из рук тигель, Калиостро подменил его своим, где уже лежало расплавленное серебро. Ибо огонь, на котором нагревали тигель, был недостаточно жарким для плавки металла, в лаборатории стоял полумрак, а Калиостро орудовал в широком глухом фартуке, под которым вполне можно было скрыть потребный сосуд. И граф М. припомнил, что «под предлогом разговора с духами Калиостро накануне заперся на ночь в лаборатории, где и упражнялся в плавлении великом, ибо ящик с углем уменьшил свое содержимое». (Надо сказать, настоящие алхимики никогда не использовали уголь.) Вдобавок вот уже несколько дней его не пускали в лабораторию под предлогом, что на полу магистр изобразил чертежи, при виде которых рассудок простого смертного непременно помутится. Да и обертки от порошка магистр съел, и полученное серебро — что возмутительно! — назвал философским золотом…

В общем, когда в отхожем месте граф М. обнаружил выброшенный тигель, он окончательно уверовал, что Калиостро — мошенник. И немедленно стал убеждать в этом других. К этому времени до короля Станислава дошли известия, что императрица Екатерина не жаловала Калиостро, и монарх задумался. С одной стороны, он был не прочь воспользоваться плодами магии приезжего иностранца, а с другой — не мог противоречить ни могущественному соседу, ни своей бывшей возлюбленной, нежные чувства к которой все еще хранил в глубине сердца. Пребывая в нерешительности, Станислав для начала отказал супругам Калиостро от двора. Для графа это был крайне чувствительный удар по самолюбию. Второй удар нанес Понинский, полностью ставший на сторону «чудовища». Калиостро гневался, однако с удвоенной энергией продолжал труды по исцелению страждущих, съезжавшихся в устроенную его агентами больницу со всей Польши. Своим адептам, принявшим Египетское масонство, он пообещал превратить полученный слиток обратно в философский порошок. Понинский, с некоторых пор приветствовавший магистра холодно, на опыт согласился, и Калиостро снова засел в Воле. Там он под бдительным оком графа М. растер слиток в порошок, затем положил его в склянку, добавил два объема водки, хорошенько перемешал, вылил в тигель и, поставив в печь, держал там до тех пор, пока материя внутри не оказалась черной. Назвав сию операцию перегонкой, Калиостро семикратно повторил ее, всякий раз добавляя потребное количество соли и водки, и каждый раз материя меняла свой цвет, пока, наконец, после седьмой процедуры не стала красной. Тогда Калиостро шепнул по секрету графу М., что, если осуществить еще одну перегонку, порошок вновь обратится в золото. М. не поверил. Теперь он ходил кругами вокруг алюдели, философского яйца (иначе говоря, сосуда), где за восемь дней Калиостро обещал вырастить философский камень. Общество, собравшееся в Воле в ожидании чуда, все больше проникалось скепсисом; любая усмешка, любой насмешливый взор приводил Калиостро в ярость: он топал ногами, ругался и кричал, что окружавшие его люди недостойны звания египетских масонов. Однако впечатления его крики не произвели, и магистр, бросив заведомо неудачный эксперимент, покинул неблагодарных адептов. По приезде в Варшаву он с изумлением узнал, что ему велено вернуть деньги и драгоценности, врученные ему в качестве подношений в надежде на успех алхимических опытов. Вдобавок кто-то из окружения Серафины проговорился, что красавица втайне от магистра время от времени намекала, что супругу ее для «возвышенных трудов» не хватает небольшой суммы, и всегда находился тот, кто откликался на ее просьбу. Словом, спектакль не удался, и зрители требовали возврата денег… Сумма набежала солидная — пребывание Калиостро в Варшаве обошлось его поклонникам в общей сложности в 8 тысяч дукатов. Одни говорят, что Калиостро безропотно вернул все. Другие, наоборот, утверждают, что магистру предложили солидную сумму только за то, чтобы он как можно скорее убрался из польской столицы, но тот с презрением отверг эту взятку. От любви до ненависти… Во всяком случае, в Польше Калиостро не задержался и в августе — сентябре 1780 года раздраженный и надменный более чем обычно покинул пределы страны.