1945. Берлинская "пляска смерти". Страшная правда о битве за Берлин - Хельмут Альтнер Страница 43

Идем дальше. С нами — наши новые товарищи. Налево от нас — небольшая речушка. [95]Мосты через нее взорваны. Улицу перегораживает баррикада, сооруженная из трамваев и грузовиков. Мы по одному проходим через разбитый трамвай. Наши шаги отдаются громким эхом. Посреди улицы горит немецкий танк, рядом валяется убитый солдат. Впрочем, нет, он не убит, его губы шевелятся, он пытается что-то сказать. Я наклоняюсь, чтобы выяснить, что с ним. Оказывается, он мертвецки пьян. У него в руке зажата бутылка с отбитым горлышком, он пролил содержимое на мостовую. Винные пятна на брусчатке кажутся темными, как кровь. Запах алкоголя такой сильный, что заглушает запах гари и жженого масла, исходящий от танка. Мы идем медленно, и вскоре руины остаются позади. Проходим мимо нескольких чудом уцелевших зданий. Улицы стали заметно уже, а сами здания — больше.

На улице валяются мертвые тела — кажется, будто здесь прошлась коса смерти. Изувеченные тела, сожженные трупы, женщины, мужчины в штатском, вокруг разбросаны сумки и сундуки. В канаве валяется полицейский в бледно-зеленой форме, лица у него больше нет. Мертвые дети словно уснули, их раны почти не видны. Женщины, девушки, мужчины… Между ними валяются обрывки электрических проводов. Одинокий солдатский сапог с кровавой культей ноги. Мертвый мужчина сидит, прислонившись к двери, — кажется, что он просто уснул. Мы идем дальше, переступаем через мертвых, спотыкаемся в темноте об их тела, многие из которых сильно обожжены. В воздухе стоит тошнотворный запах горелой плоти. Мы вытаскиваем носовые платки и бежим отсюда.

Угловое здание пылает, словно факел. Мы сворачиваем в переулок, который перегорожен противотанковым заграждением. В темноте раздается окрик: «Стой, кто идет!» Мы останавливаемся. Рядом с заграждением вырастает солдат и спрашивает у нас пароль. Пароль нам неизвестен, и потому солдат вновь уходит. Мы стоим перед заграждением и ждем. Наконец узкая калитка открывается, и мы проходим внутрь. Пока мы идем, нас считают. Вестовой показывает, куда идти.

Мы медленно оставляем позади себя блокпост. В темных углах здания спят солдаты. Посреди улицы стонет женщина. Сквозь трещины в нескольких окнах просачивается свет. Наши шаги гулким эхом отдаются от стен. Устало бредем вперед, едва держась на ногах. Центральная часть Шпандау оставлена. Мы ушли оттуда последними.

Впереди — просторная площадь, поросшая травой, кустами и деревьями. На фоне неба темнеет ратуша. Повсюду — на траве, на улицах, в подъездах — лежат солдаты и мирные жители. Мы поднимаемся по ступеням ратуши и садимся.

Неожиданно раздается пулеметная очередь, и мы вздрагиваем. По улице в панике бегут люди и кричат. Никто не знает, что происходит. Танку войск СС дан приказ выйти вперед, и он уползает мимо нас в темноту. Неожиданно из его дула вырывается сноп огня, снаряд влетает в стену здания. Люди истошно кричат, охваченные животным страхом, затем вновь наступает тишина. Танковое дуло лижут слабые красные языки пламени. Затем танк разворачивается, возвращается и замирает на месте. Экипаж выбирается наружу. Это были немцы, говорит один из танкистов.

Ложусь на траву и смотрю на небо. На улицах и в домах кипит бурная деятельность: формируются новые боевые отряды, которые уходят на ту сторону Хафеля. В Шпандау не должно остаться ни единой души. Вскоре слышится гул авиамоторов. Люди бросаются в укрытие прежде, чем самолет пролетает над нами, словно огромная птица.

Со всех сторон доносится перекличка — это солдаты начинают искать свои отряды. Поднимаюсь, обхожу площадь и вскоре нахожу моих товарищей. Вскоре выкликают и нас. Мы заходим внутрь и ждем. Лейтенант и штабс-фельдфебель стоят возле свечи, капитан дает им указания. Он также сообщает, какие части города уже оккупированы. Нашей роте, в которой осталось всего восемнадцать человек, приказано двигаться к «Дойче Индустри Верке» на той стороне Хафеля. Там нам предстоит провести ночь на командном посту. Для выполнения данного задания нас отдают в распоряжение капитана Павелика.

Мы снова выходим на улицу. Подъезды почти пусты. Мимо нас движутся поредевшие остатки других рот. Мы уже когда-то проходили строем мимо этой ратуши — рота молодых новобранцев в серой полевой форме в количестве ста пятидесяти человек. Справа от нас протекает Хафель, слева — к домам жмутся деревья. Рядом с водой высится светлое бетонное здание бомбоубежища, позади него над темной водой протянулся мост. [96]Мы должны свернуть на дорогу, ведущую к нему, но неожиданно его конструкцию сотрясает грохот. Мы в страхе бежим назад.

Неужели русские начали артобстрел моста? Неужели путь к отступлению нам отрезан?

Мы снова возвращаемся в вестибюль, садимся на холодный пол и засыпаем. Сквозь окно в коридоре пробивается солнечный луч и освещает лица спящих. Из динамика доносится негромкая музыка.

Я замерз, сидя на полу. Встаю, чтобы немного размяться, и иду по коридору. Открывается дверь, и лестничную клетку заливает солнечный свет. Я захожу в комнату. Лейтенант крутит ручку настройки радио, затем садится за стол. На диване спят двое детей. Я вытягиваю ноги под стол и поудобнее устраиваюсь на стуле. На столе валяется геббельсовская листовка. Я читаю: «Любой, кто способен носить оружие, должен немедленно явиться в берлинскую комендатуру. Даже раненые нужны нам по причине их опыта и умения вести за собой других!» Ниже подпись: Йозеф Геббельс, комиссар обороны Берлина.

Нежная музыка по радио обрывается, и незримый голос объявляет: «Внимание. Говорит радио Великой Германии. Мы зачитываем вам обращение рейхсминистра и комиссара обороны Берлина, которое опубликовано в боевом берлинском листке „Панцербэр“. [97]Мы не сдадим Берлин большевикам. Вскоре в нашу битву вольются новые силы. Наступление русских захлебнется в море крови. Предатели, которые вывешивают белые флаги на своих домах и общественных зданиях, лишаются права на защиту со стороны общества. Все жители таких зданий, причем не только предатели, будут рассматриваться как предатели. Как и в предательской Прирейнской области, [98]которая недостойна того, чтобы именоваться частью Германии, тяжесть возмездия падет на предателей в этой битве за Берлин. Берлинцы! Вся нация смотрит на вас. Подумайте об этом! Час перед утренней зарей самый темный. Настанет новый день, и наш победоносный орел взлетит к солнцу, сияя оперением в его лучах…»

Голос обрывается, и из динамика доносится гимн, а после него — песня «Хорст Вессель». [99]Лейтенант выключает радио и выходит из комнаты. Солдат вертит ручку настройки, и неожиданно из динамика доносятся слова, от которых мы подскакиваем: «Говорит радио „Свободная Германия“!» Сначала штабс-фельдфебель хочет его выключить, но затем машет рукой — мол, пусть себе говорит. Он вынимает карту, расстилает ее на столе и начинает помечать красным карандашом места, которые, если верить радио, отошли к русским. Это городки и деревни вокруг Берлина — Фельтен, Ораниенбург, Бернау, Эркнер, Тельтов, Потсдам и Штаакен. Русскими взяты и такие районы столицы, как Кёпеник, Лихтенберг, Вайсензее, Панков и Райникендорф. Шпандау-Вест оставлен этой ночью вплоть до Хафеля. Немецкая армия сохранила лишь разрозненные части, которые ждут удобного момента, чтобы перейти мост. Кольцо вокруг Берлина сомкнулось, и внутри самого города враг пытается захватить и изолировать небольшие плацдармы. Девятая армия сдалась, после того как потерпела поражение на юго-восточных подступах к городу. Кольцо вокруг Берлина сжимается все теснее, и вскоре город задохнется в его объятиях.