Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит Страница 43

Дочь Ада за год сменила несколько школ. Несмотря на уговоры матери, она оттуда убегала, когда дети каким-то невероятным образом узнавали и начинали ее допекать «дочерью врага народа». Обделенная отцовской лаской, лишенная нормальных условий существования, она металась из школы в школу, а за ней неудержимой волной проносился поток оскорблений — «дочь врага народа», «шпионка», «дочь изменника родины».

В очередной школе, куда ее кое-как устроила мать, в январе 1939 года по инициативе энкавэдистов проводился митинг, где Ада Рокоссовская должна была осудить отца за то, что он предал Родину и Советскую власть. Накануне этого бесчеловечного собрания с пятиклассницей Адой проводили беседы директор школы, парторг, секретарь комсомольской организации, а классный руководитель даже составил текст и заставил ее выучить наизусть. Ада обязана была заклеймить позором своего отца и отречься от него за то, что он оказался врагом народа.

В спортивном зале были собраны учителя и ученики старших и младших классов.

— Товарищи, — начал свою речь директор, приглаживая пучки золотисто-седых волос вокруг большого черепа, — наши славные органы НКВД, бдительно стоящие на страже нашей родной советской власти, разоблачили и до сих пор разоблачают сотни и тысячи шпионов, диверсантов, террористов и прочей сволочи, которая пытается подорвать наш самый справедливый строй в мире, строй трудящегося народа. Педагоги и ученики нашей школы говорят: мы не допустим, чтобы эти отщепенцы общества на нашей земле творили свое гнусное дело. Мы будем их выискивать и разоблачать, в какие бы красивые одежды они ни рядились. Нас учит этому великий вождь нашей страны товарищ Сталин!

Бурные аплодисменты зала прервали цветистую речь директора.

— Эти, с позволения сказать, люди, — продолжал он, когда смолкли овации, — служат немецкому фашизму и другим империалистическим государствам. — Он мельком глянул на энкавэдиста, сидящего в президиуме, и тот поднял больший палец, мол, очень здорово.

Вдохновленный этим жестом, директор пошевелил трибуну, стоявшую на столе, и, взглянув на первую скамейку, где сидела Ада, произнес:

— У нас учится дочь врага народа Константина Рокоссовского, Ада. Ее отец еще в 1937 году был арестован за шпионаж и заговор против Советской власти. Я уверен, она даст правильную оценку действиям своего отца, хотя я сомневаюсь, что его можно называть отцом.

Он подошел к первому ряду, взял за ручку девочку и поставил ее за трибуну, а сам занял место в президиуме.

— Говори, Ада, говори откровенно, что ты думаешь о своем отце.

Нахмуренная, с горящими глазками, девочка стояла посредине зала и молчала.

— Ну, говори, Ада, говори! — подбадривал ее директор, напряженно поглядывая на энкавэдиста. — Ну, что же ты молчишь? Говори-и!

Ада капризно дернула плечиками и, поправив на лбу темную челку, сказала:

— Я не буду ничего говорить!

— Почему, Ада? — забеспокоился директор.

Девочка почувствовала, как ее руки и ноги внезапно пронзила мелкая дрожь.

— Ада, что с тобой? — повысил голос директор.

Ада резко повернула голову, окинула взглядом президиум и крикнула:

— Мой папа лучше вас всех! Да! Да!.. Лучше всех!

Она заплакала, забежала в гардероб, взяла свое поношенное пальтишко, достала из сумки вязаную шапочку, надела их и выбежала на улицу.

Мощный северный ветер гнул к земле деревья, грохотал по крышам домов, немилосердно хлестал Аду в лицо. Но она не замечала его холодного напора и, шлепая по лужам резиновыми сапожками, все прибавляла шагу.

Зайдя в дом, она швырнула портфель на пол и, забившись в угол, заплакала навзрыд.

Назавтра ее исключили из школы за дерзкий поступок и неуважение к педагогам. Обида так разыгралась в душе девочки, что она наотрез отказалась учиться. И только в новом учебном году Юлии Петровне удалось уговорить дочь пойти в другую школу.