Плачь, Маргарита - Елена Съянова Страница 43

— Сколько раз говорил этому болвану, чтоб не садился в мою машину! Мне ведь уже устраивали автомобильные катастрофы и, кстати, почти на том же месте, — сказал Лей Гессу, который зашел спросить, в чем дело. — Ладно, пусть земля ему будет пухом. Боюсь, Руди, нужно срочно ехать, а то они там без меня таких дров наломают. Этого сейчас допустить нельзя.

— Может быть, мне… — начал Гесс.

— Нет, старина, ни тебе, ни кому-либо другому там появляться нельзя. Нужно, чтобы все было тихо.

Возразить на это Рудольф не мог. «Чтобы все было тихо!» — такова стратегия партии до начала весны, и она требовала от всех несравнимо большего напряжения, нежели предыдущая «стратегия обострения», поскольку НСДАП была партией войны, а не перемирий.

— Пойду доложу фюреру, — сказал Лей, — а ты, пожалуйста, предупреди всех. Я прежде хотел бы попрощаться с Фридрихом и фрау Гесс, потом с остальными, кто еще не спит. И отдельно, если можно, с твоей сестрой. Вообще, она у вас… оригиналка. Кстати, можешь меня поздравить — я влюбился, как последний идиот. Но, по-моему, она во мне разочаровалась. К счастью…

Через полчаса, пожав всем руки, Роберт спустился к машинам. Шел чудесный мягкий снег, и от этого все казалось светлее. Он посмотрел на освещенные окна, помахал рукой стоящим на веранде женщинам, среди которых не было Маргариты. Ее не было и в других окнах, сколько он ни вглядывался.

Когда Рудольф сообщил о случившемся большинству общества, еще сидевшему в гостиной, Грета, выслушав, тихо ушла к себе и больше не показывалась. Рудольф постучал ей в дверь, передав просьбу Роберта, но она отвечала, что уже легла в постель. Все это вызвало у него смутные подозрения, однако он решил отложить размышления до утра.

Всю ночь он не мог уснуть, то и дело вскакивая и глядя в окно…

— Вот тебе и разгадка белого кабана, — сказал ему на прощанье Роберт. — Жидовский заговор, фатально движущийся на фюрера и по пути сметающий остальных. Но на этот раз мы перерезали ему глотку! Ты только вообрази, — продолжал он, поддразнивая склонного к мистике Рудольфа, — кабан налетел на меня как раз в тот момент, когда «фиат» налетел на мой «мерседес». Я, конечно, проверю это в полиции, но я и так уверен. Разве возможны подобные совпаденья? Нет, это рок во плоти!

— Ты напрасно иронизируешь, — отвечал Гесс. — Если все произошло именно так, то это лишь еще раз доказывает, что иронизировать не над чем.

В половине седьмого утра — Рудольф все еще слонялся по комнатам — в дверь робко постучали. На пороге стояла заплаканная, дрожащая от волнения горничная с белым конвертом в руках.

— Барышня велела передать вам только в восемь часов, но… Я… я боюсь, — пробормотала она и снова начала всхлипывать.

Рудольф вынул письмо и развернул.

«Если вы все способны отпустить его в таком состоянии, ночью, одного, то я плевала на всю вашу политику. Я ненавижу ее. Я еду тоже. Не смей меня догонять и никому не позволь этого сделать, если ты мне брат и друг. Я сама знаю, как называется мой поступок, но мне все равно. Я люблю его и хочу быть с ним. Пожалуйста, постарайся объяснить отцу, а мама меня поймет. И Эльза поймет, я знаю.

Простите, что причиняю вам беспокойство, но я не знала, что так бывает, что можно сойти с ума. Я сошла с ума, но это от счастья — пусть это станет вам утешением. Простите меня. Не волнуйтесь. Я позвоню.

Маргарита.

Р.S. Руди, я клянусь тебе, что он ничего не знает о моих намерениях и не узнает до тех пор, когда уже не сможет меня остановить.»

Его первым импульсом было броситься к машине. Но пока он несся по лестнице, появилась другая мысль: «Нужно хоть кого-то поставить в известность!» Прежде он не размышлял бы ни минуты — конечно, жену! Но теперь он побоялся разбудить ее и напугать. И он побежал к Альбрехту. Тот все понял, едва Рудольф начал говорить, и крепко встряхнул его за плечи.

— Во-первых, успокойся. Во-вторых, едем мы с Гейнцем. В-третьих — Грета молодец! Вчетвертых… — Ему снова пришлось встряхнуть Рудольфа. — Будь она моей сестрой, я тоже потерял бы голову и мне нужен был бы рядом кто-то, способный соображать. Так вот, в-четвертых, я подсчитал — около семи она должна быть в Швайнфурте, а оттуда можно позвонить во Франкфурт…

— А если она…

— Руди, дослушай! Я знаю Грету. Она опомнится и непременно позвонит кому-нибудь из знакомых во Франкфурте, а с ними можно связаться отсюда. Сейчас без четверти семь.

А если она… Если с ней… Оба понимали — юная девушка, одна, на ночной горной дороге… Но об этом не хотелось говорить. Альбрехт был прав — психовать уже не имело смысла. Нужно было дождаться семи и позвонить во Франкфурт. Рудольф сел у окна. Альбрехт оделся и присел рядом.

— Руди, послушай меня и еще в одном, — сказал он тихо. — Немедленно все расскажи Адольфу.

— Я расскажу… после.

— Немедленно! Иначе обида его может быть так серьезна, что он никогда тебе не простит.

Это Рудольф тоже понимал.

— Мы скажем, что были в гостиной вместе, когда пришла горничная с письмом, — продолжал Альбрехт. — Ложь, так сказать, во спасение. Ступай разбуди его и спускайтесь вниз. А я пока разбужу Гейнца.

Через несколько минут все четверо собрались в гостиной на первом этаже и еще раз перечитали записку Маргариты.

— Все правильно, — констатировал Гитлер. — Хоть Роберт и поехал не один, а с врачом и шофером, для нее это не имело значения. Она просто сделала первый шаг, потому что он бы его не сделал. Неужели ты не замечал, к чему идет? — с любопытством спросил он Рудольфа, который, ничего сейчас не слыша, то и дело поглядывал на часы и, наконец, без двух минут семь позвонил во Франкфурт. Только переговорив со знакомыми родителей, он вновь обрел некоторое присутствие духа. Маргарита, как и предполагал Альбрехт, позвонила им и объяснила, как связаться с Рейхольдсгрюном. Они собирались сделать этот звонок около восьми, но Рудольф их опередил. Гитлер между тем все продолжал изучать записку Маргариты.

— Примечание какое-то странное, — рассуждал он. — Что это значит — «до тех пор, когда он не сможет меня остановить»? Что она имеет в виду?

— По-моему, ничего конкретного, — заметил Гейнц. — Она его просто защищала второпях.

— От кого защищала? Ах да, понятно. — Гитлер усмехнулся. — Подумайте только, кем мы все выглядим в ее глазах! Ты хочешь ехать? — спросил он у Рудольфа, который напряженно глядел в окно.

— Лучше поехать нам с Гейнцем, — отвечал за него Альбрехт. — Вроде по делам… И у нас на Рейне родственники по линии матери.

— По которым мы вдруг оба соскучились, — хмыкнул Гейнц. — Глупо. И оскорбительно.

Все помолчали.

— Вопрос в том, сколько она еще станет держать в неведении Роберта, — сказал Гитлер. — Иными словами, сколько она еще станет разъезжать одна. Вот в чем опасность.

— Но она же пишет, что хочет быть с ним, — напомнил Гейнц. — Значит, недолго. Хотя она ведь такая… своенравная, гордая…