Мудрость Хеопса - Нагиб Махфуз Страница 43

Так случилось, что Бишару невольно услышал историю, рассказанную Руджедет. Решив увидеть женщину, спасенную Джедефом из синайского плена, он, тяжело ступая, спустился вниз как раз в тот момент, когда из гостевой комнаты вышла Зайя с блуждающим взором, с отрешенным лицом. Не на шутку встревожившись, Бишару подошел к двери, откуда доносился надрывный голос Руджедет. Он стоял за дверью и слушал все, о чем говорила Джедефу гостья. Бишару был так потрясен, что у него чуть не отнялись ноги. Когда он опомнился, в гостевой комнате стало тихо. Он медленно отошел от двери и отправился в свою спальню. Бишару не знал, что ему делать. Он то в волнении ложился, то снова вставал и шагал по комнате. Мысли его крутились в голове, словно в бешеном водовороте. «О Зайя! Почему ты никогда не говорила мне об этом?» Потом он вспомнил, как когда-то молодая женщина пыталась что-то рассказать ему, смотрителю, но он не стал ее слушать… Да, он не хотел знать, что кроется в ее сердце, он просто принял ее в свой дом, сделал своей женой, ее полюбили его сыновья, а он полюбил Зайю и Джедефа всем сердцем, назвал малютку своим сыном…

— Бишару! Ох, несчастный ты старик! Боги нанесли тебе сильный удар, — наконец сказал он.

И какой удар!

Красивый темноглазый мальчик, которого он полюбил как родного сына, которого растил и воспитывал, которым так гордился, оказывается, сын не Зайи, а Руджедет! И он, Бишару, давший Джедефу свое имя — Джедеф, сын Бишару! — не отец ему. Джедеф, сын верховного жреца храма Ра, и ему — о боги, боги! — предрекли, что он займет трон после кончины фараона Хуфу! В это невозможно было поверить, и Бишару отказывался верить… Но Руджедет говорила правду. Судьба раскрыла Джедефу правду о нем — и фараон вдруг стал его врагом. Внезапно он превратился в орудие, которое владыка Ра приготовил, чтобы, бросив вызов его величественному хозяину, лишить прав Хафру, благородного престолонаследника! О ужас! О зачем, зачем Джедеф привез в их дом эту несчастную женщину?

Смотритель пирамиды фараона повторил:

— Бишару! Бедный ты старик! Боги нанесли тебе сокрушительный удар! — Охваченный смятением, он продолжал с болью и печалью: — О любимый Джедеф, будь ты сыном погибшего рабочего или наследником жреца всемогущего Ра, я искренне люблю тебя, так же как Хени и Нафу, и кроме меня не было у тебя другого отца. Я дал тебе свое имя. Я так любил тебя! О боги, теперь ты стал юношей, чей характер сияет добротой и отвагой, подобно лучам солнца. Но, к сожалению, боги сделали тебя предвестником величайшей измены в истории — измены властителю вечного трона. Предателем доверия Хуфу, нашего фараона. Хуфу, имя которого наши дети восхваляют, прежде чем научатся писать. Зачем судьба радуется нашим несчастьям? Почему обрекает нас на мучения и горе в час великого счастья и благополучия? Неужели ей было бы плохо, если бы я окончил свою жизнь, так же как начал — счастливым и довольным?

Измученный душевно и физически, Бишару почувствовал, что конец его уже близок. Он взял со стола зеркальце Зайи и при лунном свете стал разглядывать свое лицо.

— Бишару! — тихо сказал он своему тусклому отражению. — Ты ведь никогда никому не причинял вреда! Станет ли дорогой Джедеф первой жертвой, которую покарает твоя рука? Немыслимо! К чему все эти муки? Почему бы не промолчать, не сделать вид, что я ничего не слышал? Ответ предопределен: потому что твоей душе не будет покоя. Я слуга фараона, его верноподданный. Я знаю свой долг. Вот в чем причина: ты верен долгу, Бишару, и потому сегодня, в сей тяжкий час, обязан исполнить свой долг. Итак, от чего ты откажешься, Бишару, смотритель царской пирамиды? От долга или от нежелания творить зло? Даже ученик начальной школы Мемфиса моментально ответил бы на этот вопрос. Долг превыше всего. Бишару не закончит свою жизнь предателем. Нет, он никогда не предаст своего повелителя: фараон — на первом месте, а любимый сын Джедеф — на втором, — старик прерывисто вздохнул и повторил: — Любимый сын… Но чей? Владыки Ра? Этой чужой женщины?

Бишару вышел из спальни. Он хотел спуститься в сад. Проходя мимо гостевой комнаты, Бишару увидел стоящего возле двери Джедефа, погруженного в глубокие раздумья. Сердце старика бешено заколотилось при виде сына, но он не остановился. Разговор с ним выдаст то волнение, которое распирало его грудь до боли.

Юноша с удивлением посмотрел на Бишару и тихо спросил:

— Куда ты идешь… отец?

«Запнулся при слове "отец"», — отметил с горечью Бишару, а вслух сказал:

— Я иду выполнить свой долг. С этим нельзя медлить ни минуты, сын мой.

Он отправился на конюшню, растолкал спящего слугу и велел запрягать лошадь. На вопрос «Куда ехать?» смотритель ответил:

— Во дворец фараона.

Ночь опускалась на Мемфис, поглощая остатки сумерек. Уже взошла полная луна — кроваво-красная, не предвещавшая покоя, хотя город уже готовился ко сну. Было тихо, прохладно, но в воздухе таилась тревога. Тревога билась и в сердце мрачного смотрителя пирамиды, ехавшего по опустевшим улицам столицы Египта.

«Я знал, что долг — это и невзгоды, и восторженная радость, — думал Бишару, сцепив до боли пальцы и пытаясь не слушать сильно бьющееся сердце. — Но сейчас мне досталась лишь горькая его часть — подобная смертельному яду…»