Падение титана, или Октябрьский конь. В 2 томах. Книга 1 - Колин Маккалоу Страница 43

Катон решил использовать своих солдат и нестроевых в качестве гребцов. Если не требовать от них слишком многого, это послужит хорошей тренировкой для выздоравливающих, полагал он. Задувал порывистый западный ветерок, поэтому паруса были бесполезны. Но погода стояла отменная, а море практически не волновалось, как и всегда при таком мягком бризе. Как бы Катон ни ненавидел Цезаря, но он все же читал его комментарии к войне в Длинноволосой Галлии и не позволил ненависти ослепить себя. Он обратил внимание на кое-какие вещи. Важнее всего было то, что генерал делил все лишения и страдания с рядовыми солдатами: шел пешком, когда шли они, питался крохами мяса вместе с ними, когда не хватало провианта, никогда не чурался их общества и во время продолжительных маршей, и в ужасные моменты отчаяния, когда казалось, что фортификации вот-вот падут, а всех, кто за ними прячется, возьмут в плен и сожгут в плетеных клетках. Политически и идеологически Катон многое почерпнул из этой книги, загнав глубоко внутрь стремление осмеять и отринуть любые действия Цезаря, и в результате взял себе что-то на ум.

В детстве учеба была для Катона сущей мукой. Даже его сводная сестра Сервилия лучше запоминала то, чему его учили, а легендарная память Цезаря вообще была для него недостижимым образцом. Катон постоянно зубрил, зубрил и зубрил, и Сервилия презрительно фыркала, но Цепион всегда его защищал. В том, что Катон сумел пережить свое страшное детство, будучи самым младшим в буйном выводке малолетних сирот, была, несомненно, заслуга одного Цепиона. Официально сводного брата Катона, но на деле, видимо, кровного, ибо многие поговаривали, что Цепион вовсе не сын своему отцу, а плод любви своей матери, Ливии Друзы, и отца Катона, за которого она позднее вышла замуж. О том свидетельствовали немалый рост Цепиона, рыжие волосы и огромный горбатый нос. Вылитый Порций Катон, несмотря на свое августейшее патрицианское имя и огромное богатство, которое он унаследовал, будучи Сервилием Цепионом. Богатство, основанное на пятнадцати тысячах талантов золота, украденного у Рима, — легендарного золотого запаса Толозы.

Иногда, когда вино не помогало и не удавалось отделаться от ночных демонов, Катону на память приходил вечер, когда какой-то прихлебатель врагов его дядюшки Друза воткнул небольшой, но очень острый нож тому в пах и поворачивал его до тех пор, пока ранение не стало смертельным. Политика с ревностью — жуткая смесь. Крики агонизирующего Друза не стихали целую вечность. Огромная лужа крови растеклась по бесценной мозаике пола. Потом пришло чувство защищенности, которое двухлетний Катон обрел в объятиях шестилетнего Цепиона, когда все шестеро были свидетелями ужасной смерти дядюшки Друза. Эту ночь невозможно забыть.

После того как преподавателю все-таки удалось научить Катона читать, он нашел свой кодекс жизни в многочисленных работах своего прадеда Катона Цензора: безжалостное подавление всяких эмоций, незыблемость принципов и бережливость. Цепион терпел это в своем младшем брате, но сам никогда таким постулатам не следовал. Катон, не умевший разбираться в чьих-либо чувствах, не мог правильно понять и Цепиона, уже предвидевшего, к чему могут привести жизненные принципы, которые не позволяют прощать человеку малейший проступок.

Их нельзя было разделить, они даже вместе отслужили свой срок в армии. Катон не представлял себе жизни без Цепиона, своего постоянного защитника от нападок Сервилии, дразнившей его за огненно-рыжие волосы, потому что он был потомком позорного брака Катона Цензора с дочерью своего раба. Конечно, Сервилия знала и об истинном происхождении Цепиона, но поскольку тот носил имя ее собственного отца, она с особой сосредоточенностью изводила Катона.

«Цепиона никогда не волновало, чьим потомком он был на самом деле, — думал Катон, облокотись на поручни и глядя на мириады мерцающих огней своего флота, отбрасывающих золотые ленты на черную водную гладь. — Сервилия. Чудовищный ребенок, чудовищная женщина. Еще грязнее, чем была наша мать. Женщины — презренные существа. Как только какой-нибудь красавчик с безупречными предками и повадками блудливого кота попадается им на глаза, они тут же торопятся раздвинуть перед ним ноги. Как моя первая жена Аттилия, которая раздвинула ноги перед Цезарем. Как Сервилия, которая тоже раздвинула ноги перед Цезарем и до сих пор готова раздвинуть. Как обе Домиции, жены Бибула, отдавшиеся Цезарю. Как половина женщин Рима, побывавшая в его постели. Цезарь! Всегда, всюду Цезарь…»

Потом он подумал о своем племяннике Бруте, единственном сыне Сервилии. Безусловно, он сын ее тогдашнего мужа, Марка Юния Брута, которого Помпей Магн имел смелость казнить за предательство. Безотцовщина Брут годами страдал по дочери Цезаря Юлии, ему даже удалось обручиться с ней. Это очень нравилось Сервилии! Если бы ее сын женился на Юлии, она могла бы удерживать Цезаря в своей семье, ей не пришлось бы так старательно скрывать свою связь с ним от своего второго мужа, Силана. Силан тоже умер, но от отчаяния, а не от меча Помпея Магна.

«Сервилия всегда говорила, что я не смогу перетянуть Брута на свою сторону, но я это сделал! Первым кошмаром был для него день, когда он узнал, что в течение пяти лет его мать спала с Цезарем. Второй ужас он пережил, когда Цезарь разорвал его помолвку с Юлией и выдал дочь за Помпея Магна, по возрасту годившегося ей в дедушки и палача его отца. Чисто политический ход, привязывавший Помпея Магна к Цезарю, пока Юлия не умерла. А вызывающий жалость Брут — какой же он слабый! — отвернулся от матери и повернулся ко мне. Абсолютно справедливо наказывать аморальных людей, и самое худшее наказание, которое я мог найти для Сервилии, — это забрать у нее драгоценнейшего сынка».