Рыцари и Дамы Беларуси - Людмила Рублевская Страница 42

Ему попалась на глаза иллюстрация с изображением костела в Ятросине под Познанью, построенного по проекту Т. Пайздерского. Войнилович съездил к архитектору в Варшаву… И работа началась. Правда, Пайздерский как иностранец не имел права официально производить работы — вместо него значился другой человек…

Эдвард и Олимпия Войниловичи денег на постройку храма не жалели. Специальный красный кирпич привозили из Ченстоховой, черепицу — из Влацлавки. Колонны и алтарь возводились из розового песчаника и келецкого мрамора. Похоже, средств на все задумки не хватило… Тем не менее в 1909 году на звонницу костела были подняты три колокола — «Михал», «Эдвард» и «Сымон». Костел принял под свои своды первых прихожан…

А потом грянули война и революция…

Об отношениях Эдварда Войниловича с белорусским возрожденческим движением говорят разное… Были попытки представить его исключительно как польского патриота, относящегося к Краю, то бишь Беларуси как части Польши. Войнилович действительно воспитывался в среде польского патриотизма: мать всегда внушала ему, что отдать жизнь за родину — высшая честь. В Слуцкой гимназии вместе с одноклассниками по ночам изготовлял из старых напильников, пилочек для ногтей кинжалы и пики, ученики носили заколки с белым орлом в галстуках и запонки с изображением Костюшко и Замойского. Пришлось совсем юным в отсутствие родителей пережить наезд жандармов, которые собрались секвестрировать их имение… С другой стороны, как человек от природы умный и справедливый, Войнилович на всю жизнь усвоил, что такое так называемое «прогрессивное общественное мнение». Он видел, как «пальму первенства в общественных заслугах отдавали агитаторам и демонстрантам, а людей, более глубоко мыслящих и далеко вперед смотрящих, чем эмиссары „Народного правления“, ставили к столбу общественного порицания». Войниловича возмущало, что «борцы за патриотическую чистоту» разбивали окна графу Эмерику Чапскому, ставшему директором лесного департамента, а Ежи Могильницкому, сосланному впоследствии на каторгу, «не давали покоя „создатели общественного мнения“, которые и в дальнейшем распивали чаи с баранками во время конфискации его имения».

Когда Эдвард Войнилович стал членом Государственного совета от Минской губернии, советником губернского земства, депутатом Госдумы, статским советником и частым гостем царских приемов с целым набором имперских наград, ему тоже пришлось наслушаться о своем коллаборационизме. Но он всегда ставил условие: никаких указок ни из Петербурга, ни из Варшавы. Только собственные принципы.

С другой стороны, Эдвард Войнилович поддержал создание Белорусской Народной Республики, участвовал в заседаниях ее правительства. «Валодаючы беларускай мовай гэтак жа добра, як i польскай, i стала ўжываючы яе ў стасунках з вясковымi працаўнiкамi ў сваёй гаспадарцы, я некалькi дзесяцiгоддзяў падтрымлiваў сталы кантакт з усiмi праявамi беларускага руху перадусiм у Менску, дзе сустракаўся з Луцкевiчам i Кастравiцкiм, пазней у Вiльнi i Петраградзе з Iваноўскiм, Шыпiлам i г. д. Беручы ў беларускiх згуртаваннях сякiтакi матэрыяльны ўдзел, урэшце мусiў з iх штораз выходзiць, бо распачатая ў iх праца, спачатку ў кiрунку самапазнання i нацыянальнага адраджэння — „Лучынка“, „Саха“, „Загляне сонца i ў наша аконца“ — напрыканцы заўжды прымала сацыялiстычныя кiрунак i лозунгi, якiм, насуперак сваiм перакананням, служыць я не мог».

Да, социализм Эдварда Войниловича, аристократа и землевла-дельца, никак не прельщал. Он мог отдать все силы на создание Союза минских крестьян, который защищал владения сельчан от реквизиций, связанных с военным временем… Но когда теми же крестьянами разорялись его собственные имения — понятно, отнюдь не радовался.

Владения Войниловича оказались на территории советской Белоруссии. Ему пришлось искать приюта у родни в Польше. В конце концов осел в Быдгоще. «Такие обломки судьбы, как в настоящее время и я, обычно гибнут в забвении даже прежде, чем уйдут из жизни. Иное время требует и людей иных, и хотя в свои 78 лет еще вполне способен заниматься общественной деятельностью, совсем не удивляюсь тому, что я оказался на обочине, так как мне трудно было бы пригнуться, приспособиться к существующим настроениям. Я никогда не смог бы изменить прошлым идеалам».

Он умер в 1928 году в том же Быдгоще, где еще успел построить приют для сирот.

В 60х годах прошлого века костел Святых Сымона и Алены порывались снести: как же, главная площадь столицы советской республики — и тут же бросающийся в глаза «рассадник опиума для народа»… К счастью, прекрасный храм удалось отстоять.

11 июня 2006 года в нем был перезахоронен прах его основателя.

Белорусский поэт Виктор Шнип так написал в балладе об Эдварде Войниловиче: