Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт Страница 42

Женщина, способная написать такое, никак не может быть «глупой гусыней» или «тупой коровой». Нет, она четко мыслит, глубоко чувствует и умеет выразить свои переживания. Голос в дневнике принадлежит отнюдь не хнычущей маленькой продавщице без мозгов и образования, описанной клеветниками. В свой день рождения она насмешливо замечает: «Мое рабочее место похоже на цветочную лавку и пахнет, как кладбищенская часовня» (6 февраля). Менее чуткая женщина гордилась бы великолепными букетами, которые ей прислали. Ева же понимала, что, доставленные фрау Шауб (женой адъютанта Гитлера, бывшей, видимо, в курсе дела), они значат не больше, чем распоряжение, мимоходом брошенное подчиненному. Сквозь охапки цветов она видела пустоту.

Что говорит дневник о ее характере? Во-первых, она была щедра как со своей семьей, так и с Гитлером. На свой день рождения она планировала поехать с матерью и сестрами в горы Гарца, к северу от Мюнхена. «Я могла бы чудесно провести время, ведь так приятно делить удовольствие с другими. Но ничего не вышло» (6 февраля). Возможно, она отменила поездку в надежде, что Гитлер преподнесет ей сюрприз на день рождения. Если так, то ее ждало разочарование. Во-вторых, ее материальные запросы были скромны, что несвойственно любовницам богатых и могущественных людей. Когда Гитлер наконец объявился через пять дней с пустыми руками, она написала: «Он только что приходил навестить меня, но ни собаки, ни трельяжа не подарил. Да он и не спрашивал, что бы мне хотелось получить в подарок. Так что я сама себе купила кое-какие украшения. Ожерелье, сережки и подходящее к ним колечко за 50 марок. Очень хорошенькие, надеюсь, ему понравится». И добавила с неожиданным ехидством: «А если нет, то пусть, наконец, сам мне что-нибудь выберет» (11 февраля). Женщину, чьи самые смелые мечты сводятся к собаке или трельяжу и которая покупает себе в утешение горсточку дешевых побрякушек, никак нельзя назвать корыстной. Не гналась она также ни за властью, ни за положением. Ева никогда не рвалась стать первой леди Германии — ей нужен был мужчина, а не фюрер. В-третьих, несмотря ни на что, она оставалась оптимисткой. Она редко проникалась жалостью к себе, стараясь во всем находить светлую сторону и не поддаваться своим мрачным настроениям. Безусловно, она была верна: ни разу в дневнике не упоминается имя другого мужчины, ни единого намека на «состоявшегося» ухажера. И ни разу она не рассматривала возможность нормальной жизни с обычным мужчиной, который бы женился на ней и дал ей детей. Последнее и самое главное — Ева отличалась сдержанностью. Дневник она, скорее всего, держала под замком и как следует прятала, но все равно никогда не называла в нем имени Гитлера. Он неизменно фигурирует в ее записях как Er («Он»), и только однажды она упоминает о его высоком положении.

Ева Браун страдала от ревности, этого бича любящих сердец. Она была слишком молода, чтобы осознавать, что перепады настроения Гитлера держат ее в состоянии постоянной неуверенности. Банальная, но очевидная правда — что Гитлер действительно поглощен государственными делами и слишком занят, чтобы проводить с ней время — не приходила ей в голову, хотя она и старалась найти ему оправдание: «В конце концов, это же ясно: ему не до меня, когда у него столько политических дел» (16 марта). Или: «Конечно, у него все время мысли заняты политикой, но надо же ему немножко отдохнуть» (28 мая). Подобно всем женщинам, не уверенным в своем возлюбленном, она бесконечно переживала, как бы он не поддался чарам той или иной из толпящихся вокруг него обольстительниц, почти каждая из которых была бы счастлива стать его любовницей. Некоторые записи дышат болезненной ревностью, но на следующий день Ева находит силы посмеяться над собой: «Это просто мое безумное воображение разыгралось» (16 марта). Но когда в его поле зрения появлялась женщина, которую Ева считала серьезной соперницей, ревность становилась невыносимой. «Ich zerbreche mit Wahnsinn», — написала она 4 марта 1935 года. «Я схожу с ума».

Еве, должно быть, пришлось несладко, если до нее дошли слухи о приватном обеде, который спустя шесть недель Гитлер давал в честь сэра Освальда Мосли и его эффектной свояченицы Юнити Митфорд. Присутствовала и Винифред Вагнер, давняя и фанатично преданная поклонница Гитлера. Последнего чрезвычайно впечатляло, что Юнити англичанка и принадлежит к высшим слоям общества, хотя и не настолько высшим, как он полагал. Юнити Валькирия Митфорд носила титул Honourable ^[15], поскольку ее отец лорд Ридсдейл был всего лишь бароном. Самым «высшим» в ней был необычайно высокий рост — шесть футов. Их отношения строились на взаимном восхищении, основанном на заблуждении, и никогда не переходили во что-то большее, но Ева об этом не знала. Она отлично понимала, что такой могущественный и притягательный лидер, как Гитлер, всегда окружен хищницами — разве она сама к ним не относилась? Он ничего не предпринимал, чтобы успокоить ее, в то время как Гофманы, упорно продолжающие видеть в ней фрейлейн Браун, маленькую помощницу из студии, разжигали ее сомнения. Десятого мая Ева записала: «Как любезно и бестактно сообщила фрау Гофман, он теперь нашел мне замену. Ее зовут Валькирия, и выглядит она соответствующе, особенно ее ноги. Он любит подобный размах, но если она действительно такова, то очень скоро похудеет, мучаясь из-за него». Хотя Ева вела дневник для себя, ей удавалось писать о своей ревности и досаде с юмором. «Особенно ее ноги» — оправданная шпилька из уст молодой женщины, которая с помощью исключительной самодисциплины сумела сделать свои коренастые ножки элегантными и стройными. Ее главной заботой было счастье Гитлера: «Если сведения фрау Гофман верны, по-моему, это ужасно, что он ничего не сказал мне [предполагается, что между ними установились отношения, дававшие ей право ожидать верности или хотя бы откровенности]. В конце концов, он должен бы знать, что я никогда не стану чинить никаких препятствий на его пути, если он вдруг поймет, что его сердце принадлежит другой». Ее щедрость резко контрастирует с боязнью его равнодушия: «Его не волнует, что со мной происходит». Десятого мая она писала: «Может быть, он с другой женщиной, не с этой Валькирией… Но других женщин так много». Еве, осаждаемой слухами и злобными сплетнями, трудно было поверить, что она единственная женщина, с которой он спит и которую почти что любит, а Гитлер не особенно старался ее утешить. Он сам пал жертвой острой ревности во время романа с Гели, он знал, какая это пытка. Всего нескольких слов хватило бы, чтобы успокоить душу Евы. Он так и не произнес их.

Ей нечасто случалось оказываться с ним наедине. Иногда они ездили вместе на пикники за город, но это бывало редко, и их всегда кто-то сопровождал. В течение всего апреля 1935 года обстоятельства не позволяли им проводить время вдвоем. В квартире Гитлера шел ремонт, а сам он тем временем проживал в гостинице, так что им приходилось встречаться у Гофмана, за углом Osteria, в обществе Генриха и его новой жены Эрны. Так продолжалось три месяца, и двадцатитрехлетняя Ева пришла в отчаяние, несмотря на упорные попытки найти положительные стороны в ситуации. Мысли ее метались на грани жизни и смерти, но она изо всех сил старалась сохранять присутствие духа: «Важно не терять надежду» (6 февраля). Она напоминала себе: «В прошлом все обернулось к лучшему, и на этот раз так будет» (16 марта). Она находила ему оправдания, убеждая себя, что, по большому счету, все в порядке. «Мне пора бы уже научиться быть терпеливой». Погружаясь в пучину страданий, она все равно прилагала немыслимые усилия, чтобы держаться за свои чувство юмора и врожденный оптимизм. Данная запись начинается исступленно, а заканчивается вполне спокойно — Ева взяла себя в руки, равно как и свой почерк.