Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль Страница 41

Герцоги Бургундии, начиная с середины XV в., сознательно поощряли формирование замкнутых регентских олигархических групп, ограничив доступ к городскому управлению и сосредоточив его в руках только богатейшей части городского общества. Богатство было основной причиной выдвижения класса регентов в конце XV и начале XVI вв.: регенты считались основными представителями самой состоятельной части городского населения. Богатство, как считалось, обеспечивало также необходимую свободу, досуг и средства, если кто-либо серьезно стремился посвятить себя общественным делам. Но одно только богатство никогда не было достаточным условием для доступа в городской совет. В первую очередь, считалось само собой разумеющимся, что члены совета должны были быть уроженцами провинции и, предпочтительно, города, в котором они были регентами, и что их семьи издавна были связаны с городом. Во-вторых, бургундские герцоги и их габсбургские преемники, или же их штатгальтеры всегда могли исключить или не допустить в совет лиц, которые их не устраивали. Кроме того, нежелательным кандидатам, включая бывших регентов, можно было помешать быть избранными городскими магистратами или эшевенами (schepenen), а во многих городах — также и бургомистрами, в обход совета, посредством отбора, который производил штатгальтер по двойным спискам претендентов на эти должности, которые ему были обязаны представлять городские власти. Более того, хотя регенты первоначально могли быть богатейшим элементом города, с течением времени и под влиянием изменения обстоятельств другие горожане также становились столь же богатыми, или еще богаче, чем они, и неравенство распределения богатства среди регентов расширялось, так что ни в XVI в., ни позже регентов нельзя было автоматически отождествить с богатейшим слоем городского населения. Напротив, их место внутри этого богатейшего слоя и отношения к нему всегда были сложными и часто изобиловали трениями, иногда приводившими к ожесточенному соперничеству среди городской элиты.

Хотя в принципе то или иное лицо становилось членом городского совета пожизненно, членство могло быть и временным. Напротив, магистраты выбирались всего на один год и они не должны были состоять членами совета, хотя, если они и не состояли в нем, то, как правило, по той причине, что место в городском совете занимал их близкий родственник. Редко магистратом назначали человека, который раньше или позже не входил в состав городского совета. Однако главный получавший жалованье чиновник в каждом городе, городской секретарь или «пенсионарий», не обязательно считался регентом, так как на эту важную должность требовался компетентный чиновник, имевший юридическое образование, которого могли нанимать извне, что часто и происходило. Но, в одинаковой степени, он должен был принадлежать к регентской семье в городе, где служил пенсионарием, или в другом городе, как было позже с Гроцием, который происходил из регентской семьи в Делфте, но стал пенсионарием Роттердама и явно числился здесь «регентом».

Единство и однородность, которые придавал регентской группировке ее исключительный контроль над городским управлением, и влияние, которое он давал ей над патронажем в городах и администрацией в благотворительных учреждениях, было, в определенной степени, уравновешено разным социальным и экономическим происхождением регентского сословия. В Роттердаме, например, в середине XVI в. можно было провести четкую границу между сплоченным ядром, которое на протяжении десятилетий, со времени правления герцогов габсбургского периода, было частью городского патрициата, и представители которого были, по большей части, пивоварами или торговцами тканями, сельдью или молочной продукцией, и группой «новичков», как правило, не связанных со старейшим патрициатом, чьи семьи переехали в город из других мест, и зачастую лишь недавно разбогатели, хотя в некоторых случаях и принадлежали к регентским семьям в других городах.

В Амстердаме в начале XVI в. регентская элита состояла преимущественно из купцов, торговавших со странами Балтики, которые заполняли вакантные места в совете с 1477 г. выходцами из своего круга. Но преемственность была нарушена из-за распространения протестантского влияния в городе. Как и многие другие элементы городского общества, группа амстердамских регентов прониклась протестантскими идеями и симпатиями, и после анабаптистского восстания в 1535 г. большинство из них было изгнано из совета габсбургскими властями и заменено на «истинных» католиков. Эти новые люди, часто принадлежавшие к семьям, лишь недавно перебравшимся в Амстердам или недавно разбогатевшим, образовали тесно спаянную олигархию, которая продержалась у власти сорок лет (1538–78 гг.); они были, в основном, пивоварами, торговцами тканями, молочной продукцией или сельдью, или мыловарами, а не участниками заморской торговли. Один из торговцев молочными продуктами, Ян Вестерзон (1520–91), родился в Хорне, другой из «новичков», юрист Арент Санделин (ум. 1607), впоследствии стойкий роялист, который после Восстания покинул Голландию и стал членом роялистского Хофа Гелдерланда, родился в Гааге, как и пивовар Ян Михил Лоэффзон. Двумя ключевыми представителями олигархии, «истинными католиками» 1538–78 гг., были Йост Буйк (1505–88), бургомистр Амстердама, семнадцать раз занимавший эту должность в 1549–77 гг., который был сыном пивовара, а сам торговал тканями, и Сибрант Окко (1514–87), во многих отношениях самая космополитичная личность среди них, который учился в Инголынтадте, Лёвене, Бурже, Орлеане и Болонье, и который, как и его отец до него, был амстердамским фактором (торговым представителем) крупнейшего немецкого банковского дома Фуггеров.

Во внутренних провинциях регентский патрициат также прошел через определенные стадии эволюции, но в другом направлении, менее полно, и в меньшей степени подвергался внешнему вмешательству. В отличие от модели городского управления, существовавшей в северо-западных Нидерландах — бургомистры, магистраты и обычные члены городского совета, осуществлявшие исполнительный контроль над городом и подчинявшиеся лишь вышестоящим властям, — в Утрехте и городах северо-восточных Нидерландов цеха традиционно обладали большим влиянием, и в них, в целом, существовал второй совет, кроме городского совета, орган с более широкими консультативными полномочиями, выступавший в качестве дополнительного инструмента власти и противовеса. В Утрехте цеха играли ведущую роль в городской политике до 1528 г., но инкорпорация в состав Габсбургских Нидерландов привела к тому, что городское управление было преобразовано по голландскому образцу, и влияние цехов закончилось. В других городах сложилась ситуация, в которой второй совет, обычно называвшийся «Присяжным советом» (Gezworen Gemeente), как в Гронингене и Девентере, или «Советом общин» (Gemeenslieden), как в Неймегене и других городах Гелдерланда, который был более многочисленным, чем городской совет, и представлял интересы цехов и всего населения, ежегодно выбирал бургомистров и магистратов. На практике, городской совет стремился расширить свое влияние на Присяжный совет, включив его в состав регентской олигархии путем заполнения вакансий в его рядах при помощи кооптации патрициев, которые потом пожизненно занимали свои места и были тесно связаны с членами городского совета. Но влияние цехов никогда полностью не исчезало, и во времена агитации или трений среди населения становилось сильнее. Таким образом, ситуация на северо-востоке привела к большему рассредоточению власти в городской политике. Городской совет (raad) на востоке обычно был меньше по числу своих членов, чем городской совет (vroedschap) на западе: в Гронингене, например, он состоял из 16 человек, включая четырех бургомистров, тогда как Присяжный совет состоял из двадцати четырех. В случае принятия основных решений городской совет обычно консультировался с Присяжным советом и действовал от его имени, как и от своего.