Бетанкур - Дмитрий Кузнецов Страница 41

Как только весной 1789 года Бреге и Бетанкур решили немного расширить своё обувное производство, им тут же из Версаля дали понять, что этого делать не следует. Поэтому неудивительно, что после революции 14 июля 1789 года среди её вождей оказалось так много друзей и знакомых Абрахама Луи Бреге. Однако, несмотря на протекционистские меры, Франция после революции не стала лидером европейской промышленности. Её товары не выдерживали конкуренции не только с английскими, но даже с итальянскими, швейцарскими и австрийскими. Паровые машины, как и раньше, применялись только на водокачках и в угольных шахтах компании «Анзен», где их было установлено двенадцать. В бумагопрядении, например, паровая машина во Франции впервые была запущена только в 1812 году.

В народе насаждалось мнение, что «богатство не может быть титулом: торговля иссушает душу постоянной страстью к наживе, поэтому у коммерсанта нет ни веры, ни отечества, а только забота о прибыли». Бетанкур не разделял этой точки зрения: он всегда считал, что экономика — такая же творческая наука, как математика или физика. И хотя Испания была более отсталой, чем Франция, у себя на родине Бетанкур никогда не видел, чтобы крестьянки не имели бы ни одной пары чулок или башмаков, а крестьяне из-за отсутствия деревянной или иной обуви ходили бы босиком.

А во Франции в любой неурожайный год от голода умирали сотни тысяч человек. Несправедливое распределение доходов всегда возмущало Бетанкура; он искренне верил, что с развитием науки и техники произойдёт не только облегчение тяжёлого физического труда, но и обязательно повысится материальное благополучие всего населения планеты. Однако до этого было ещё далеко.

В это время Франция была крестьянской страной. К концу XVIII века доля городского населения составляла всего 12%, а в Англии — 23%, в Нидерландах — 37%, в Италии — 17%, в Португалии — 16%. Даже в сельскохозяйственной Испании она была больше, чем во Франции, и составляла 13%.

При Людовике XVI сельское хозяйство оставалось основой экономики и находилось в крайне отсталом положении. Около трети годных к обработке земель не возделывались и были покрыты песком или вереском. Орудия и способы обработки земли были весьма примитивными: в большей части Франции преобладало трехполье, однако кое-где сохранялось двухполье. Урожайность была значительно ниже, чем в Англии. Только в редких случаях крестьянин являлся землевладельцем. Как правило, он арендовал надел у сеньора, выплачивая за это весьма высокий ценз и хлебный оброк — шампар.

Французская революция покончила с устаревшими формами промышленности и землепользования, освободив энергию предпринимателей и народных масс. Но буржуазия ещё долго испытывала потребность в объединяющем начале — органах, где можно было обсуждать вопросы экономической политики государства и таким образом оказывать давление на правительство. В конечном итоге такими органами стали промышленные и торговые палаты. Многие вопросы, обсуждавшиеся в них, касались научно-технического прогресса.

Вот что писал по этому поводу знаменитый французский химик Шапталь: «Раньше открытия учёных оставались мёртвым грузом в их письменном столе или же в записках академий, а фабриканту, казалось, и в голову не приходило, что их применение может ему пригодиться в делах… Нынче же между ними сложилось в высшей степени интенсивное взаимодействие: мануфактурщик спрашивает совета у учёного… и, поддерживая друг друга, они вместе идут по пути совершенствования промышленности».

Итак, философский принцип Фрэнсиса Бэкона: «Наука нужна для того, чтобы покорять Природу и ставить её силы на службу человека» — был положен в основу буржуазного общества. Такое взаимодействие науки с производством не могло не сказаться и на развитии высшей технической школы во Франции.