История Хэйкэ - Эйдзи Есикава Страница 41

– Я пришел, господин, по поводу заказанных вами доспехов, – грубоватым тоном начал горбатый старик-оружейник.

О его доспехах говорили, что они не имеют себе равных. Каждую прядь в плетении доспехов и каждую металлическую пластинку он соединял с несравненным мастерством. Киёмори, слышавший, что этот брюзгливый старик заламывал удивительно высокие цены и к своим клиентам подходил индивидуально, заказал ему набор доспехов с изображением цветов вишни. Доспехи были почти готовы.

– Кожа для вашего заказа уже покрашена, господин, покрытие металлом ремней, кожаных наплечников и наголенников завершено – все готово, но нет лисьих шкурок, обещанных вами. Ну и что же вы хотите, чтобы я со всем этим делал, господин?

Старик использовал шкурку недавно убитой лисицы для укрепления жизненно важных точек доспехов. Заказывая доспехи, Киёмори обещал доставить две шкурки в любой день, назначенный мастером. Мех должен был послужить подкладкой для наплечников, полы панциря и подмышечных частей. Чтобы сварить клей, с помощью которого свежевыделанные шкурки прикреплялись к доспехам, нужно знать секрет; клей следовало более двух суток медленно кипятить над углями, после чего его сразу наносят на шкурки, и если их не оказывалось под рукой в этот момент, то клей приходилось выливать.

– Не знаю, сколько дней ждал я вашего появления и сколько раз клей приходилось выбрасывать, – осуждающе проворчал старик. – Если вам подойдут обычные шкурки, то это совсем просто. Если такие доспехи вас удовлетворят, то вас устроит любой мастер доспехов, и вы можете сделать заказ где угодно.

– Нет, нет! Прости меня. Не сердись – прошу тебя, не будь так строг, мой добрый друг, – пытался увещевать его Киёмори. – Неоднократно посылал я на охоту моих вассалов, и всякий раз они приносили барсуков, зайцев, но только не лисиц. Теперь я пойду сам. И знаешь, не лучше ли сразу договориться о дне?

– Чтобы я опять оказался в трудном положении?

– Гм… Нет, не в этот раз.

– Не люблю хвастать, но вы должны понять, я не могу доверить варку клея ученику или жене. Существуют секреты регулировки огня, помешивания клея и наблюдения за котлом в тот момент, когда состав закипает, и я должен провести два дня и две ночи, готовя клей и отдавая этой задаче всю свою душу. И в результате – нет шкурок! Клей густеет, и его нужно выливать. Можете ли вы понять, какая ярость охватывает меня в такой момент?

– Нет, на этот раз никаких недоразумений не будет. Что скажешь о вечере послезавтра? Когда начнут спускаться сумерки, я приду к тебе домой и передам шкурки.

– Вы хотите сказать, что это сделаете вы?

– Теперь я не доверю это дело никому другому.

– А если нарушите ваше обещание?

– Я оплачу издержки медными монетами или любым другим способом, каким скажешь.

Старик со смехом покачал головой и хлопнул себя по бедрам:

– Хорошо! В конце концов, вы ведь владетель Аки и стреляли в ковчег. Я принимаю ваше слово. Пойду домой и сразу же начну готовить клей, а послезавтра, как только начнут сгущаться сумерки, я вас жду.

На следующий день Киёмори достал из чехла любимый лук, перетянул тетиву и вышел в коридор поискать жену. Служанка сказала, что госпожа работает в ткацкой, и хотела побежать и позвать Токико, но Киёмори остановил ее знаком:

– Если она в ткацком помещении, не зови ее, просто достань мою охотничью куртку.

В кожаных охотничьих штанах, с колчаном за спиной и луком в руке подошел Киёмори к ткацкому помещению, построенному по желанию жены. Там стояли два ткацких станка, было место для красильных чанов и для вышивания.

Токико сидела у своего станка, а счастливые дети играли рядом. Она гордилась своими достижениями и получала громадное удовольствие, одевая свою семью в необычные платья, за что ее часто одаривали комплиментами.

– Почему, почему так внезапно? – спросила она, бросив станок. – Кто идет с вами?

– Я иду один. Сейчас для меня будет лучше оставаться как можно более незаметным.

– Но вам, конечно, стоило бы взять хотя бы одного молодого прислужника.

– Нет, в горы я не собираюсь и наверняка вернусь к заходу солнца. А как тот кусок ткани, который ты собиралась послать жене Синдзэя?

– Он покрашен, и вышивка завершена. Хотите взглянуть на него?

– Не стоит, все равно я так мало в этом понимаю, – ответил Киёмори и направился к задней калитке.

Через третьих лиц Киёмори слышал, что лишь один Синдзэй выступал в его защиту. С тех пор он считал Синдзэя союзником, а недавно между ними установились дружеские отношения. Когда Токико предложила отослать кусок своей прекрасной ткани жене Синдзэя госпоже Кии, Киёмори горячо поддержал эту идею.

Киёмори часто приходилось слышать, что лисиц видели на территории столицы, а также за городскими стенами, но теперь, поглядывая вокруг, на всем протяжении осеннего поля он видел лишь серебристые перья высокой травы. Целый день бродил воин по полям и под вечер вернулся домой с натертыми ногами и с пустыми руками.

На следующее утро несколько раз принимался моросить дождь, но к полудню небо очистилось. Токитада, слышавший, что Киёмори не повезло, убеждал его остаться дома и готовился пойти на охоту с Хэйроку.

Но Киёмори запротестовал:

– Ох нет, когда я увидел, как вчера ты и Сигэмори упражнялись в стрельбе, я вдруг заскучал по своему луку – на меня напал какой-то зуд от длительного безделья.

Как только Токитада и Хэйроку ушли, Киёмори сам отправился в путь. В этот раз он до захода солнца прочесывал район за северными воротами столицы. Киёмори бродил по высокой мокрой траве, пока его штаны не пропитались влагой, а платье промокло до подмышек. Он пробирался через болотистые места, заполненные водой лощины, холмики, густо покрытые болотными цветами, пока пейзаж не начал бледнеть под спускавшимся туманом. На западе небо оставалось слабо-розовым, а над головой Киёмори, на темно-синем фоне, выделялся лунный серп.

– Ни одной лисы не видно – лишь птицы машут крыльями, торопясь домой. А еще говорят, что в эти осенние ночи можно услышать лай лисиц, – пробормотал Киёмори.

Вдалеке, из хижины полевого сторожа, блеснул луч света. Киёмори представил себе пузырящийся клей в доме мастера по доспехам, и мысль о разочаровании, ожидавшем Осимаро, привела Киёмори в состояние, близкое к отчаянию. Он пожалел о своем опрометчивом обещании – принести на заходе солнца в дом мастера по изготовлению доспехов двух живых лисиц.

Теперь поле вокруг него купалось в темно-синем свете. Повернувшись, чтобы возвращаться назад, он услышал быстрое шарканье у себя под ногами в густом подлеске – какое-то существо прыжками пересекло ему дорогу и скрылось. Киёмори немедленно приложил стрелу к луку, но в тот же миг другая тень скользнула почти между его ног и с шорохом исчезла. Он сразу же бросился в погоню, ориентируясь только по звуку и двигаясь от одного заросшего травой места к другому. Киёмори выскочил на лощину и наткнулся на прижавшуюся к земле, неподвижно застывшую лису; ее глаза как зачарованные, не мигая, были устремлены на стрелу Киёмори. Он натянул тетиву. Послышалось низкое рычание, и неприятный запах ударил ему в ноздри. Он посмотрел внимательнее и увидел, что там не одна лиса – два пушистых тельца жались друг к другу. Две пары свирепо блестевших глаз повернулись к нему. У старого лиса с пятнистым хвостом вся шерсть встала дыбом. Лисица, наполовину укрытая телом своего самца, припав к земле и выпустив когти, издавала глубокие, горловые рычащие звуки и перепуганными глазами наблюдала за сжимавшей лук рукой. Для лисы она была слишком костлявой и скорее напоминала волчицу выдававшимися лопатками, тусклым мехом и впалым животом. Киёмори посмотрел еще пристальнее и увидел, что под собой она прятала маленького детеныша. Они могли бы спастись, удрать в безопасное место, не будь с ними малыша, подумал Киёмори. Трое – какая удача! На мгновение он задумался, в кого стрелять сначала. Полностью согнутый лук скрипнул. Оказавшаяся в ловушке пара, казалось, излучала фосфоресцирующее свечение и издавала странный стон. Демонстрируя отчаянную храбрость, лис угрожающе припал к земле, а лисица, выгнувшись дугой, еще теснее прижалась к детенышу.