Спартак. Бунт непокорных - Макс Галло Страница 41

— Спартак был среди тех, кто напал на тебя и победил, — продолжал Лициний Красс. — Ты видел его, я в этом уверен!

Рядом с ним стояли легат Гай Фуск Салинатор и военный трибун Гай Юлий Цезарь.

— Я слушаю тебя, легат! — взревел проконсул, делая шаг вперед. Теперь он стоял прямо на вершине пригорка, возвышаясь над Муммием и долиной.

— Я видел его, — ответил легат, на короткое мгновение подняв голову, затем снова опустив ее, будто не в силах выдержать взгляд Лициния Красса, ослепленный солнцем, отражавшимся от его лат и шлема.

— Он был верхом, его окружала небольшая группа людей, — продолжал он. — Я решил, что…

Он остановился.

— Продолжай, легат! — вскричал Лициний Красс.

Его слова отдались эхом, будто тысячи воинов повторили их вслед за ним.

— Я решил, что мы застали его врасплох. Потому что он бежал, а мы его преследовали.

Лициний Красс усмехнулся, повернулся к трибуну Юлию Цезарю, а затем к легату Фуску Салинатору.

— Он заманил нас, а потом исчез.

Красс наклонился к легату Муммию.

— А ты, ослепленный жадностью и жаждой славы, поспешил за ним, не думая о ловушке, забыв о его коварстве. Ты вообразил, что поймаешь эту хитрую бестию, поставишь Спартака передо мной, перед Сенатом, закованного в цепи, и комиции провозгласят тебя претором, а может быть, почему бы и нет, консулом. Муммий-император — победитель!

Проконсул плюнул в сторону побежденного легата, который отступил на шаг.

— Не двигайся! — взревел Лициний Красс.

Легат вернулся на место.

— Продолжай, Муммий! Расскажи нам, как первые ряды твоей армии побросали оружие и разбежались, как ягнята, как рабы! Как ты затем потерял два легиона, командование которыми я тебе доверил. Расскажи нам, как ты проиграл сражение, легат!

Красс сделал несколько шагов по краю холма, затем вернулся и встал лицом к Муммию.

— Я слушаю!

— Их были десятки тысяч, — начал легат. — Они прятались во рвах, сидели под каждым кустом, под каждым деревом. Некоторые забрались на самые верхушки.

Легат поднял голову.

— Это была ревущая толпа. Она окружила нас со всех сторон. С деревьев сыпался град камней, мы были окружены. Каждому из нас приходилось сражаться с несколькими разъяренными тварями.

— А эти? — взревел проконсул Лициний Красс, указывая рукой на пятьсот безоружных людей. — Ты хочешь, чтобы я поверил, что они сражались так, как должны сражаться римские воины, солдаты легионов, которые поднял я за свой счет, легионов, проконсулом которых являюсь я, Лициний Красс, и которые просто обязаны побеждать? Ты думаешь, каждый из них сражался с несколькими рабами? Да они думали только о том, как спасти свою шкуру!

Легат снова опустил голову.

— Они были нагими, — продолжал он. — Их тела были вымазаны грязью, маслом, а иногда и кровью, лица выкрашены в темный цвет. Они ревели нечеловеческими голосами, не обращая внимания на удары, которые мы им наносили. Я ранил многих, но тела с отсеченными руками продолжали драться, кидались на меня, чтобы вцепиться зубами. Среди них были и женщины, такие же голые и еще более свирепые.

— Твой голос все еще дрожит, Муммий! Ты показал своей армии пример не мужества, а страха. Твои солдаты думали лишь о спасении жизни и побросали оружие. Они бежали, как трусливые и глупые ягнята. Бежали до тех пор, пока не достигли моих легионов. Я увидел их с обнаженными головами, без оружия, без щитов и подумал, что умру от отвращения. Они стоят меньше, чем самые гнусные из рабов!

Легат сделал шаг вперед.

— Убей меня, Лициний Красс! — сказал он.

Проконсул посмотрел на него. Его лицо исказилось презрением. Он крикнул, отчеканивая каждое слово, указывая рукой на безоружных людей.

— Центурионы, соберите этих дезертиров, этих трусов, в группы по десять человек, и пусть жребий выберет по одному из каждой группы.