Песнь меча - Розмэри Сатклиф Страница 41

Зима подкралась, словно белый зверь между деревьев, с бурями и дождем, которые сменились морозным оцепенением, а затем и метелями. Строительство корабля продолжалось как только позволяла погода, и леди Од выходила из своих покоев, укутавшись по самые глаза в теплую накидку из тюленьей шкуры с капюшоном, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Зима пришла суровая, но изменчивая — иногда река покрывалась льдом, а натоптанная грязь в лагере превращалась в гололедицу. Охотиться стало тяжело, и, несмотря на овес и соленое мясо в амбаре, к концу зимы все ходили исхудавшие и голодные. Порой выглядывало солнышко, и морские пути расчищались.

Дважды «Фионулу» спускали на воду, и время от времени вестники плавали между Оркни и Шетлендами [84], до самой прогалины в Кейтнесском лесу, где изящные очертания «Девы-тюленя» с каждым днем все больше походили на корабль. А к концу зимы леди Од, не любившая откладывать важные дела, заключила брачные соглашения для Лилы и Сигни — одно на Оркни, другое на Фарерских островах [85]. Род Торштена Олафсона не прервется еще многие годы.

Когда лед окончательно сошел с реки, и стали расти темные сережки ольховника «Дева-тюлень» была почти готова к плаванию — широкобокое судно для перевозки в Исландию женщин и детей с их добром, глубокое и массивное, как и полагалось, но не лишенное изящества военной ладьи, с тюленьей головой на носу, изогнутом так, будто она вытянула шею, чтобы разглядеть за верхушками деревьев ожидавшие ее морские пути.

Пять лет изгнания Бьярни близились к концу.

Долгими зимними ночами, пока «Дева-тюлень» возводилась на бревнах среди леса, Бьярни совсем не думал о мире за пределами острова, о проходящем времени. Казалось, нет ничего кроме зимы и деревьев, но теперь, с первыми проблесками пока еще далекой весны, с новым запахом ветра, пением птиц в кустарниках у реки, его охватило нетерпение, словно с пробуждением леса воскресли его собственные жизненные силы, — так дикие гуси нетерпеливо готовятся к полету на север. Но в отличие от них он не знал, куда направиться.

Настал день, когда «Дева-тюлень», покрашенная и засмоленная, была готова к спуску на воду. Под нее просунули катки и, упершись плечами ей в бока, покатили вниз по берегу и радостно закричали, когда река приняла ее, ожившую и повеселевшую. Паруса и канаты уже принесли из главного лагеря, и вскоре вместе с припасами и женскими сундуками их погрузят на волокуши, на которых таскали древесину всю зиму, и команда баграми спустит ладью вниз по реке, переправив через отмели, где уже плескался лосось, в просторные, спокойные воды, и там подготовят к выходу в море.

Волки уже не выли так близко от лагеря, как в зимние ночи, но все еще бродили неподалеку, так что лучше было не рисковать лошадьми. Сигнальные костры по краям лагеря горели всю ночь. На следующий вечер после спуска корабля на воду Бьярни и Эрп несли стражу, как и много дней назад, неподалеку от конюшни, у самого берега реки, где красовалось новое судно, которое прошлой ночью было лишь черной грудой древесины на подпорках, а теперь ожило, ожидая своей мачты и огромного паруса, который распустится над бледной водой.

На коленях у Эрпа лежала сломанная упряжь и кусок крепкой веревки, чтобы починить ее. За эти месяцы он стал чем-то вроде управляющего у леди Од; не то чтобы у нее было такое обширное хозяйство, требующее присмотра, но Эрпу поручали все, что касалось лошадей.

Бьярни показалось, что волки подошли слишком близко, и в их вое слышалось что-то новое — почти торжественное. В загоне за его спиной маленькие лошадки нетерпеливо сопели.

— Как будто они знают, — сказал он.

Эрп оторвался от веревки, которую плел в свете факелов.

— Ты про что?

— Про волков — скоро все это снова будет принадлежать им. И дикий лес покроет рубцы от костров, и торфяные стены исчезнут, как будто нас никогда тут и не было.

— Говоришь прямо как гусляр, — улыбнулся Эрп. — И, кажется, с сожалением. Неужели тебе так нравится жить посреди леса?

— Нет, нет, не в этом дело. Подошли к концу пять лет моего изгнания.

— Так радуйся, что можешь вернуться в свое поселение, к своему повелителю.

Бьярни кинул еще одну ветку в костер и неуверенно мотнул головой.

— Да. Но как же это малодушно, словно я все пять лет ждал, когда можно будет приползти обратно.

— Да уж, а ты хотел стать византийским императором, — сказал Эрп серьезно. Он отложил наполовину сплетенную веревку, чтобы все внимание уделить Бьярни. — Перед тобой столько путей. Я уверен, ты мог бы отправиться с леди Од в Исландию, или остаться в новом поселении на Кейтнессе, или вернуться на Малл — или просто взять свой меч и найти себе нового господина. Надежный клинок сейчас высоко ценится.

Бьярни молчал, уставившись на огонь. Далеко в лесу, в темноте опять завыл волк. Почему-то ни одно предложение Эрпа его не радовало, даже последнее, точнее, он никак не мог решить, какое из них верное.

— Я думал снова податься в гарнизон Дублина. Капитан велел мне сначала отрастить бороду. — Он почесал щетину на подбородке. — Не знаю, как будто я жду, когда подует попутный ветер…

Эрп молча плел веревку.

— Я скажу тебе только одно, — произнес он наконец так серьезно, что Бьярни, который сидел, обхватив руками колени и уставившись на пламя, выпрямился и посмотрел на него, переменившись в лице. — На самом деле ты не похож на остальных наемников. Они продают свои услуги, как новое седло или сноп сена, — заключают выгодную сделку и соблюдают ее до самой смерти, и больше им ничего не надо. А ты другой. Ты жаждешь иной верности. Ты один из тех глупцов, которые следуют зову сердца и предков. Пять лет прошли. Возвращайся в свое поселение.

Бьярни изумленно уставился на него.

— Три летних месяца торговать или грабить, а оставшийся год потеть на земле, чтобы она принесла урожай?

— Почему бы и нет? — сказал Эрп. — Ведь эта жизнь ждала тебя, пока ты не утопил того святого.

Гнев послышался в голосе Бьярни, хотя он знал, что Эрп прав:

— Такой совет может дать только раб!

Слова сорвались с языка, казалось, без его ведома. Он слышал, как они повисли в воздухе, и отдал бы все то немногое, что у него было, чтобы вернуть их.

Эрп непонятно взглянул на него.

Затем, все еще злясь, хотя не зная, на что, Бьярни схватил его за грудки.

— Я этого не говорил! Слышишь? Я этого не говорил.

Он стал трясти его, чтобы подчеркнуть свои слова, так что застежка на плече Эрпа оторвалась, и накидка раскрылась. Не хватало чего-то, что всегда было там… Железное кольцо раба! Свет сигнального костра упал на полоску огрубевшей кожи на шее Эрпа, где оно было раньше. Бьярни поднял на него глаза, и минуту они безмолвно смотрели друг на друга, пока гнев Бьярни не утих от удивления.