Клавдий. Нежданный император - Пьер Ренуччи Страница 40

Придя к власти, Клавдий немедленно столкнулся с трудным положением Мавретании. Эта обширная территория, включавшая в общих чертах север Марокко и Алжира вплоть до Атласских гор, уже давно находилась под влиянием Рима. Еще в эпоху Югуртинской войны (112–105 годы до н. э.) этой областью управлял союзник Рима — царь Бокх. Позднее его преемники Бокх II и Богуд, делившие власть, приняли сторону Цезаря против Помпея. Этот удачный выбор позволил Мавретании расшириться на восток до реки Ампсаги (уэд Эль-Кебир), по которой пройдет граница с Нумидией. Затем Октавиан воспользовался смертью Бокха в 33 году до н. э., чтобы перевести Мавретанию под свое прямое управление, но в 25 году до н. э. передал ее нумидийскому князю Юбе II, женив его на Клеопатре Селене, дочери Марка Антония и Клеопатры. Этот монарх был образцовым царем-клиентом все 25 лет своего царствования. В частности, он оказал эффективную помощь в борьбе против нумидийского мятежника Такфарината (чтобы избавиться от него, римской армии потребовалось семь лет).

Его сын Птолемей наследовал ему в 23 году н. э. Его царствование началось удачно — с окончательного поражения Такфарината. Участие в войне против мятежника принесло Птолемею триумфальную тогу, расшитую пурпуром и звездами, и скипетр из слоновой кости. В 38 или 39 году царь, приглашенный в Рим Калигулой, весьма некстати облачился в пурпурную мантию, в которой и стоял на глазах у всех рядом с императором. По словам Светония, это стоило ему жизни. Тут он и в самом деле дал маху. Эта тряпка, символ высшей власти, могла покрывать только плечи императора. Во всяком случае, получение триумфальной тоги не позволяло царю носить paludamentum (пурпурную мантию) в присутствии принцепса. И все-таки, даже если предположить, что Птолемей действительно сделал такую глупость, не она, вероятно, стала причиной его устранения. За поведение, которое само по себе не представляло никакой опасности для императора, ему могли назначить более легкое наказание.

Современные историки согласны в том, что Птолемей был замешан в заговор Гетулика, командовавшего войсками в Верхней Германии, против Калигулы. К аргументам в пользу этой версии относится тот факт, что отец Гетулика, Косс Корнелий Лентул, долгое время сражался в Северной Африке во времена Юбы II. Именно там он получил прозвище Гетулик за свою победу над гетулами — берберийским племенем. Его сын Гней (военачальник-заговорщик) носил его в свою очередь, согласно обычаю. В молодости Птолемей наверняка знал Гетулика-отца, и можно предположить, что Гетулик-сын искал его поддержки. У царя была как минимум одна причина ввязаться в эту авантюру: осуществить разбитую мечту своего предка Антония, особенно если Гетулик дал ему надежду… Вот только его братец Калигула, тоже потомок Антония, иначе смотрел на эти вещи. Когда Птолемей явился в Рим, Калигула попросил его поехать с ним в Галлию. Официально целью поездки была подготовка похода в Германию, а затем вторжение в Британию. На самом деле нужно было прежде всего пресечь заговор, неожиданно захватив главных заговорщиков и казнив их. Под предлогом осмотра Галлии Калигула собрал их всех, чтобы разом накрыть сетью.

Мастерски проведенная полицейская операция полностью удалась. Первым делом надо было обезоружить заговор. Вот почему, явившись в Галлию, Калигула вызвал к себе военачальника Гетулика. Думая, что его зовут для обсуждения стратегии, тот был неприятно удивлен, узнав, что его переводят в преисподнюю: на Стиксе, в отличие от Рейна, легионы не стояли. В виде утешения его отправили в последний путь в обществе двух членов императорского дома — кузена Калигулы Птолемея, а также Лепида, который был женат на младшей сестре императора, умершей за несколько месяцев до этого. Калигула не позабыл взять его с собой в Галлию. И не зря! Судя по всему, именно Лепид собирался облачиться в пурпур после переворота. Как видим, это было дело семейное, как и большинство дворцовых переворотов. Двум старшим сестрам принцепса повезло больше: поскольку они тоже участвовали в заговоре, их ласково пригласили в галльское турне, но император обрек их всего лишь на изгнание с конфискацией имущества.

После падения Птолемея Рим решил преобразовать его царство в две провинции: Мавретания Цезарейская и Мавретания Тингитанская, на месте нынешних Алжира и Марокко. Неизвестно, кто провел этот административный раздел: Калигула (как утверждает Плиний Старший) или Клавдий (по словам Диона Кассия). Точно одно: принцип (превращение в провинцию) принадлежит Калигуле и не был пересмотрен его преемником. Однако это не произошло само собой. Легко себе представить, что правящее сословие в Мавретании не обрадовалось утрате своего влияния. Кроме того, им двигало некое патриотическое чувство, основанное на эллинистической культуре. Само по себе это не мешало мягкому переходу царства-клиента в провинцию — другие эллинистические государства, подревнее и пославнее, проделали тот же путь без особых затруднений. Но это преобразование обычно происходило во время престолонаследования и в тот момент, когда общественность не была настроена против.

На сей же раз царский вольноотпущенник по имени Эдемон поднял восстание уже в начале 40 года. О ходе его нам известно очень мало. Судя по всему, оно ограничилось Тингитанией и было быстро подавлено, однако восставшие успели причинить серьезные разрушения городам Волюбилис и Ликсус, а Тамуд (Тетуан) был полностью уничтожен.

Видимо, Эдемону не удалось объединить племена, как это сделал Такфаринат во времена Тиберия, а регулярная царская армия не взбунтовалась — или сделала это частично. К тому же Эдемон столкнулся с упорным сопротивлением городов, настроенных в пользу Рима и враждебных кочевым племенам, их жестоким набегам. Волюбилис, кстати, сделали муниципией (предоставили самоуправление и римское гражданство) в награду за верность. Клавдий же спокойно принял знаки триумфа за победу, вероятно, одержанную во времена Калигулы ^[36].

В 42 году восстание вспыхнуло снова, его подняли несколько непокорных племен, которыми командовал некий Салаб. Плиний и Дион Кассий говорят, что это были мавры, в свое время пошедшие за Эдемоном. С ними покончили два человека: сначала Светоний Паулин, потом Госидий Гета. Оба довели войска до самых Атласских гор. Кстати, благодаря этой войне Паулин стал первым римским полководцем, перешедшим через эту горную гряду. Но окончательную победу одержал Гета. Между прочим, ему здорово везло. После двух столкновений с благоприятным исходом Гета бросился преследовать Салаба в пустыне, на незнакомой местности. Римляне взяли с собой всю воду, какую могли, но очень скоро ее стало не хватать, а противник знал, где ее добыть, и был полон решимости воспользоваться своим преимуществом. Гета оказался в критической ситуации, которую можно кратко обрисовать так: вперед не пойдешь и назад не вернешься. И вот тут-то один из командиров вспомогательных войск шепнул ему на ухо совет: совершить магические обряды. Этот туземец, хорошо знавший местные нравы и обычаи, утверждал, что, если как следует произнести заклинания, может пойти дождь. Попытка не пытка, да и хуже уже не будет. Гета произнес соответствующую абракадабру. Почти тотчас начался настоящий ливень. Вода с небес не только позволила римлянам утолить жажду, но и убедила берберов в том, что боги к ним неблагосклонны и надо просить о мире.