Федор Чижов - Инна Симонова Страница 40
Федор Чижов - Инна Симонова читать онлайн бесплатно
Используя приятельские отношения со многими высшими чиновниками Киевской губернии, Чижов пытался содействовать развитию промышленности и транспортного сообщения в крае: «Здесь в Триполье следовало бы устроить… пристань и… заботиться о дорогах, по которым идет подвоз хлеба. Потом вблизи есть превосходная глина для устройства кирпичных заводов…» [261] На протяжении всей жизни он испытывал стойкое отвращение к чиновничьей службе, пренебрежение чинами и званиями; однажды даже проснулся в страшном поту от привидевшегося кошмара — его наградили орденом с повышением в чине! Но в начале 50-х годов, ненадолго изменив своим принципам, он раздумывал, не взять ли себе место управляющего Киевской палатой государственных имуществ, надеясь быть «в состоянии на этом… поприще сделать что-нибудь доброе». Назначение это не состоялось скорее всего потому, что Чижов рассматривал свое пребывание в Киевской губернии как вынужденное, а потому временное. Душой он изо всех сил стремился в Москву: «Москва — сердце России», тогда как «Киев — русская святыня» [262].
Кратковременные наезды в Москву, официально — с коммерческой целью, а в действительности — для встреч с членами славянофильского кружка (в Москве «он (Чижов. — И. С.) посещает Алексея Степановича Хомякова, Сергея Тимофеевича Аксакова, живущего со своими сыновьями… и Дмитрия Николаевича Свербеева», — говорилось в одном из секретных донесений начальника 2-го округа корпуса жандармов шефу жандармов графу А. Ф. Орлову от 28 марта 1849 года [263]), не могли удовлетворить Чижова; он жаждал применения своих знаний и сил на широком поприще общественной деятельности. Но пока был жив Государь Николай Павлович, о разрешении на переезд в Москву на постоянное место жительства рассчитывать не приходилось. У Третьего отделения Чижов все еще находился под подозрением. Его перевод с итальянского «Записок Бенвенуто Челлини, флорентийского золотых дел мастера и скульптора», позволивший знаменитому художнику эпохи Возрождения впервые заговорить по-русски, по цензурным соображениям был издан анонимно: имя опального Чижова было снято с титульного листа двухтомника, вышедшего в Петербурге в качестве приложения к первому номеру журнала «Современник» за 1848 год [264]. А Л. В. Дубельт, основываясь на слухах о том, что Чижов продолжает работать над историей Венецианской республики, приказал в 1849 году конфисковать у него подготовительные материалы — дневник с программой задуманного сочинения — и отослать для прочтения в Петербург.
«МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ ИСТИННЫМИ ДРУЗЬЯМИ»
В ссылке Чижов узнал о выходе в свет «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголя и о реакции на них в обществе. «О Гоголе в Петербурге ходят престранные слухи, будто он помешался, — подлый, очень подлый Петербург», — писал Федор Васильевич в сердцах Александру Иванову [265].
Чижов был не на шутку встревожен очерняющими писателя сплетнями. Как и все славянофилы, он видел в Гоголе старшего и ближайшего своего союзника, пытающегося воссоединить в русском сознании истину всеобщую с истиной конкретно-национальной («Правда там именно и есть, где они ее ищут», — говорил о славянофилах Гоголь [266])…
После Италии Чижов и Гоголь встретились на Украине, в мае 1848 года. Гоголь только что вернулся из паломничества в Иерусалим, ко Гробу Господню, и гостил у матери и сестер. На неделю заехал в Киев повидать друзей. Остановился у А. С. Данилевского, приятеля детских лет, с которым отправился когда-то из родной Васильевки завоевывать Петербург.
Гоголь был наслышан о репрессиях, обрушившихся на Чижова, и попросил его разыскать. «Мы… встретились истинными друзьями», — припоминал подробности тех памятных дней Чижов [267].
Их многое объединяло, и прежде всего любовь и грусть по оставленной Италии. Вечера у Данилевского, у попечителя Киевского учебного округа М. В. Юзефовича, совместные прогулки по городу, утренние встречи в общественном саду, в Киево-Печерской лавре… Говорили мало, но и в молчании понимали друг друга. Разбитой и больной в то время душе Чижова была понятна болезнь души Гоголя. Высказываемые вслух автором «Выбранных мест» мысли о путях спасения России на началах разумного устройства труда падали благодатным семенем в душу начинающего предпринимателя и побуждали к деятельности.
Недоброжелатели нередко упрекали Гоголя в «трактовке окружающих свысока», требовании не только внешних знаков почтения, но и нравственного подчинения. По мнению же Чижова, Николай Васильевич, осознавая исключительность ниспосланного ему Всевышним дара, обладал величайшим христианским смирением. Своего рода «оригинальность» в поведении Гоголя, его замкнутость, в которой некоторые усматривали гордыню и надменность, Чижов объяснял тем, что истинный гений, творец обречен судьбой на одиночество. После очередной встречи с Гоголем в Киеве он в письме к Александру Иванову в Рим утверждал: «Назначение нашего писателя высоко, потому и жизнь его должна быть своего рода иночеством» [268].
Как-то в одной из бесед Гоголь поинтересовался, где Федор Васильевич намеревается обосноваться после ссылки.
— Не знаю, — отвечал в раздумье Чижов, — вероятно, в Москве.
— Да, — согласился Гоголь. — Кто сильно вжился в жизнь римскую, тому после Рима только Москва и может нравиться… [269]
В конце 1848 года Николай Васильевич и сам поселился в Москве, в доме Талызина на Никитском бульваре, у графа Александра Петровича Толстого. Бывая с кратковременными визитами в Белокаменной, Чижов часто виделся с Гоголем у Хомяковых и Смирновых, сопровождал его в неспешных прогулках по московским бульварам. К этому времени здоровье сорокалетнего писателя оказалось расшатано, силы были на исходе.
Однажды они сошлись на Тверском бульваре.
— Если вы не торопитесь, проводите меня, — предложил Гоголь.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии