Стрельцов. Человек без локтей - Александр Нилин Страница 40

…Сегодня вечером сборная команда вылетает за границу. Затем отправляются на предсезонную подготовку и клубные команды мастеров. И в этих командах, где на левом краю, а где на правом, имеются «звездные мальчики». Так пусть посошком на дорогу, вместо традиционных ста граммов, будет этим мальчикам невеселый рассказ о взлете и падении одного талантливого спортсмена.

Вы спросите: что же это — конец, закат центра нападения?

Все зависит от самого «центра». Товарищи оставили ему возможность для исправления. Они сказали Стрельцову: «Начни-ка, друг, Эдик, все сначала. Поиграй в клубной команде. Наведи порядок в своем быту, в своей семье. Докажи, что ты серьезно осознал свои поступки не на словах, а на деле, и, может быть, мы снова поставим тебя центром нападения в сборной. Но поставим не сегодняшнего Стрельцова — дебошира и зазнайку, а того молодого, чистого, честного, скромного»».

Спортсмены (и болельщики вслед за ними) — суеверны. И людям, близким к спорту, не покажется запальчивым мое нынешнее утверждение, что фельетонист сглазил Стрельцова.

Что самому Нариньяни не так уж и хотелось, чтобы Эдуард оказался погибшим для мирового футбола. И что это не входило и в планы тех, кто заказывал фельетон.

В финале фельетона Нариньяни допускает несвойственную ему невнятность — сам себе противоречит. И странен призыв к спортсмену: будь не сегодняшним, а вчерашним. Как будто «чистый, честный, скромный» молодой человек не способен на глупость в несчастливую для себя минуту. И неужели непонятно, что, отсекая Стрельцова в педагогических целях от партнеров по сборной, его обрекают на еще большее одиночество, которое поспешат разделить с ним совсем уж чужие люди?

И опять в духе самых безнадежных для страны лет организуется «осуждение масс». Зачем было заставлять игроков сборной настаивать на отстранении Эдика от подготовительного цикла? Кому на пользу, когда команду настраивают против ее фаворита? Если команда была склонна прощать Эдику легкомысленные поступки, то стоил же он того, наверное? Разобралась бы команда со Стрельцовым без фельетониста…

Я не стал редактировать фразу, некогда сказанную мне в приватном разговоре Владимиром Маслаченко — оставил ее в неприкосновенности: «Не будем забывать о том, что все мы тогда были детьми своего времени — и подчинялись исключительно всем правилам игры отнюдь не по-футбольному».

«…Мы тренировались даже, по большому счету, не по-футбольному», — добавил Маслаченко.

Как теперь объяснить, возвращаясь из нынешнего времени в тогдашнее, что футбол в самом деле казался иногда большей реальностью, чем сама жизнь, видевшаяся некой дьявольской игрой — с никому до конца не растолкованными правилами. То же самое можно было смело сказать и о других явлениях, где человек самовыражался искренне. Неискренним, однако, приходилось быть во всем том, что окружало эти явления. Неискренность превращалась в сомнительный, однако необходимый прием самообороны, нередко и препятствующий в результате какому бы то ни было выражению себя…

Маслаченко вспоминает, как сидел на собрании в Скатерном переулке (там помещался тогда Спорткомитет), где обсуждали и, как уверяет Нариньяни, осуждали Стрельцова коллеги-футболисты. Сильнее, чем слова «товарищеской» критики, произносимые начальниками, его, наивного, двадцатидвухлетнего вратаря (Володя тоже был юным дарованием), поразила ходившая по рукам фотография: в кровь избитый милиционерами Эдик. Маслаченко говорил, что поразили и сам снимок избиения красавца-парня с необъяснимой, если стражи порядка знали, кто перед ними, жестокостью, и то злорадство, с каким спортивные руководители показывали фото игрокам сборной…

Вести собрание Романов поручил своему первому заместителю Постникову. Начальник сборной Машкаркин, коротенько напомнив футболистам сборной, зачем их собрали в Спорткомитете, передал слово для покаяния Стрельцову. Эдуард послушно сказал все, что в таких случаях следует говорить. Дальше выступали тренеры и футболисты.

Качалин заключил свое выступление словами: «Виноваты мы в том, что не пресекли твоего поведения, Эдик… Хочется верить, что ты станешь человеком. Прошу принять предложение о снятии заслуженного мастера спорта, просить о понижении зарплаты и дать Стрельцову время на исправление».

Предложение о снятии звания и понижения зарплаты поддержали Лев Яшин, Никита Симонян, Михаил Огоньков, Генрих Федосов, Константин Крижевский, Борис Кузнецов… Благородный Аксель, раскопавший протокол этого заседания, не назвал имен двух ведущих футболистов сборной, настаивавших на исключении Эдуарда из нее. Мне не так уж было трудно догадаться, кто эти двое — великие футболисты из одного со Стрельцовым ряда, если, как у нас принято, ставить Эдика в какой-то ряд. Но я тоже их имен не называю. Людям, живущим сегодня, легче осуждать прошедшие (будем думать, что навсегда прошедшие) времена. Но если мы по-суперменски не захотим понять, что происходило с тогдашними людьми, как много ставилось ими на кон в случае несогласия с власть имущими, мы мало будем отличаться от тех, кто вынуждал этих людей предавать и продавать. В том и заключался замысел власти, чтобы страну сплачивала общая вина каждого перед каждым. Страна приказывала быть героем любому, но и быть непорядочным приказывала тоже любому. Сейчас-то легко говорить, что высшим героизмом было ослушаться приказа. Иди — ослушайся. Очень далеко приходилось идти, ослушавшись.

За шесть лет до собрания на Скатерном, посвященном Стрельцову, на таком же уровне проводились собрания, на которых осуждали футболистов, проигравших Олимпиаду. И протоколы тех собраний — тоже очень тяжелое чтение. Тем более что, зная советские порядки, можно заподозрить, что протоколы составлялись заранее, а подписи вынуждали ставить и тех, кто ничего подобного не произносил. Важно было втянуть в историю как можно больше людей в качестве мерзавцев. Но и на собраниях еще сталинской поры люди, поставленные в равные условия, вели себя по-разному… Виновниками олимпийского провала делали футболистов ЦДСА. И вот топили их в говне спартаковцы, а главные послевоенные соперники — динамовцы, чье ведомство и призвано было карать, — вели себя по-человечески. Не стал каяться и тренер ЦДСА и сборной Борис Андреевич Аркадьев — не струсил…

Стрельцова песочили в стране, где послесталинские порядки обещали стать иными, чем все привыкли. Но и в микроскоп было не рассмотреть отличия.

Заместителя спортивного министра никак не устраивала картина, сложившаяся перед голосованием, — и он обратился к собравшимся: «Мы умышленно не принимали решения, давая тем самым коллективу возможность вынести решение о недостойном поведении Стрельцова… Мне понравилось выступление некоторых товарищей (не поручил ли сам Постников тем двоим корифеям выступить так, как они выступили? — А. Н.). Вопрос стоит вообще о дисквалификации и об отстранении от футбола Стрельцова. Большое сомнение в его исправлении. Пусть решает коллектив… Те пожелания и решения, которые высказали члены сборной, будут доведены до сведения Комитета».

Собравшиеся футболисты понимали, куда начальник клонит. Но не захотели ехать на чемпионат мира без Стрельцова. Председательствовавший на собрании Никита Симонян подписал единогласно принятое решение: снять звание и стипендию, выплачиваемую Эдику как игроку сборной СССР.