Киплинг - Александр Ливергант Страница 40

«Как ты знаешь, — говорится в первом письме, — мы отправились на зиму в Южную Африку (в Кейптаун), а там именно в это время началось нечто вроде маленькой войны, доставившей мне массу удовольствия. Кэрри и дети жили в Кейптауне, а я тем временем колесил по стране, вдоволь нагляделся на госпитали и раненых, на пушки и на генералов. Какая же это огромная страна, подумал я, и как же здесь все интересно! Особенно интересно было наблюдать за теми, кто застрял в Кимберли во время осады. Эти люди сразу бросались в глаза: стоило им услыхать вдалеке погромыхивание кейптаунского трамвая, как они начинали пугливо озираться по сторонам, где бы спрятаться, — им казалось, что приближается не трамвай, а снаряд, который вот-вот разорвется. Поначалу я сдуру над ними посмеивался, но теперь, после того как сам попал под обстрел и услышал свист осколков за спиной, смеяться перестал. Война, что ни говори, странная штука, это нечто среднее между покером и воскресной школой. Иногда верх берет покер, иногда воскресная школа — но чаще все же покер. Буры бьют нас почем зря, мы же обращаемся с ними бережно, точно полиция с уличными манифестантами — не дай бог кого-нибудь ненароком задеть или поранить. Они шпионят за нами, сколько им вздумается, когда же им хочется перевести дух, они сдают нам свои допотопные охотничьи ружья и уверяют, что являются законопослушными гражданами. После чего расходятся по домам, отдыхают не-делю-другую, а потом, справив новый пиджак и наевшись досыта, вновь выходят на тропу войны».

«Война тем временем продолжается, — говорится во втором письме. — Фронт растянулся на две тысячи миль в ширину и примерно на тысячу в глубину. Воюют буры отлично. Они держатся небольшими группами, внезапно нападают, грабят и исчезают, в наступление же переходят только в тех случаях, когда наша пехота проявляет особую беспечность. Пленных они брать не могут: им негде их держать; своей тактикой они очень напоминают апачей. Но они не тужат: крадут и у друзей, и у врагов и пользуются всеми благами своей тучной земли. В жизни не видел ничего более смешного, чем эта война. В Кейптауне полно повстанцев, а между тем это единственный город в стране, где не действуют законы военного времени. За помощь противнику можно заработать „целых“ двенадцать месяцев тюрьмы, а если взорвать железнодорожное полотно, то дать могут до полугола. А мы еще удивляемся, что война никак не кончается. Буры не скрывают своей цели. Они хотят сбросить англичан в море и править Южной Африкой с помощью пушек, а не посредством избирательной урны. Надо быть наивными лондонцами, чтобы утверждать, будто Трансвааль сражается за свою независимость; здесь же, в Африке, обе стороны прекрасно понимают: война идет за то, какому народу владеть этой землей».

Легкомысленный, порой даже ернический тон писем («нечто вроде маленькой войны», «война — нечто среднее между покером и воскресной школой», «в жизни не видел ничего более смешного, чем эта война») не должен вводить в заблуждение. В этих письмах намечены основные тезисы того, что Киплинг и как журналист, и как поэт, и как прозаик пишет об Англо-бурской войне. Их, этих тезисов, собственно, всего два. Во-первых, мы, англичане, плохо подготовлены, беспечны и в отношении к противнику преступно мягкотелы. Особой «мягкотелостью», скажем от себя, англичане, как известно, и в этой войне, и в других особо не отличались — чего стоят одни концлагеря для мирного населения, в которых умерли от голода и болезней многие тысячи африканеров. Во-вторых, буры, напротив, подготовлены отлично, хитры, коварны, жестоки, ведут на манер индейцев продуманные партизанские действия, противостоять которым британские регулярные части не в силах.

Об этом же — писавшиеся в те годы стихи и рассказы; и те и другие, надо признать, качества не самого высокого. В «Друге» в самом начале войны были напечатаны стихи Киплинга о героизме ирландских солдат — и приурочены, понятное дело, ко Дню святого Патрика. Беннет Бэрли вспоминает, как Киплинг сочинял эти стихи на обратном пути с линии фронта в Блумфонтейн: «Бубнит что-то себе под нос с отрешенным видом, точно Роберт Бернс».

В мае 1900 года, вскоре после возвращения из Южной Африки, Киплинг пишет довольно слабый рассказ «Бюргер Свободного государства», где ополчается против «двуликих Янусов» из Блумфонтейна — тех, кто старался угодить и вашим (англичанам) и нашим (африканерам). Этот рассказ он, по обыкновению, прежде чем печатать, прочел вслух своей главной ценительнице тете Джорджи, однако ура-патриотический «Бюргер» впечатления на нее не произвел, а вернее, произвел, но плохое. Дело в том, что горячо любившие друг друга тетка и племянник находились «по разные стороны баррикад» — тетя Джорджи принадлежала к тем самым «наивным лондонцам», на которых жаловался Конланду Киплинг. Когда 1 июня 1902 года был наконец-то подписан Верейнигингский мирный договор и война завершилась победой британского оружия, тетя Джорджи, которая придерживалась пробурских взглядов и была принципиальной противницей этой войны, не побоялась в день всеобщего ликования вывесить из окна «Норт-Энд-хаус» черный флаг с надписью: «Мы убийцы и в придачу захватчики». Джорджи сильно рисковала, собравшаяся под ее окнами толпа могла бы ее проучить, и наверняка бы проучила, не вмешайся племянник: прибежав из «Вязов», Киплинг сумел успокоить людей, его харизма оказалась сильнее тетушкиного инакомыслия.

Инакомыслием, впрочем, грешил, при всем своем патриотизме, и сам Киплинг. Осенью 1901 года, когда война еще продолжалась, он публикует в «Таймс» поэму «Островитяне», где вновь сетует на легкомыслие, беспечность своих соотечественников, неумение и нежелание воевать, на их мелкие обывательские интересы. Поэма изобилует такими обидными для отечества строками, как: «Вы оказались игрушкой в руках маленького народа; мало кто из вас оказался пригоден к бою». Или: «Вы кичились своей невиданной силой, вы выставляли напоказ свою железную гордость и при этом виляли хвостом перед молодым народом, перед теми, кто умеет стрелять и держаться в седле!»

«Англия — затхлое местечко, — с горечью пишет он в это же время Сесилу Родсу. — Затхлое интеллектуально, нравственно и физически». В стихотворении «Урок», напечатанном в «Таймс» 29 июля 1901 года, Киплинг повторяет свою излюбленную мысль, которая звучит и в «Простых рассказах с гор», и в «Книгах джунглей», и во многих балладах: «Это было нашим заблуждением, нашим величайшим заблуждением — и теперь мы должны извлечь из него урок. У нас сорок миллионов причин для неудач, но оправдания нет ни единого. А потому чем больше мы будем работать и чем меньше болтать, тем большего добьемся. Мы получили великий урок — и благодаря ему еще можем стать великой страной».

Среди произведений, написанных Киплингом в эти годы, есть, разумеется, и удачи. Это хорошо известная по-русски и как стихотворение, и как песня «Пыль» (по-английски «Сапоги») и рассказ «Пленный». Его герой, американский авантюрист, сражающийся на стороне буров, попадает к англичанам в плен (а его прототип, знакомый Киплинга по Кейптауну, тоже американец, наоборот, воюет за англичан) и рассказывает автору про командира буров Ван Зила и про британского генерала. Ван Зил не хочет сражаться, однако сражается отлично, генерал же уважает буров и с ужасом ждет конца войны — он хочет, чтобы как можно больше солдат и офицеров участвовали в «генеральной репетиции Армагеддона». В рассказе английские офицеры придерживаются «пробурских» взглядов, тогда как африканеры считают своими главными врагами вовсе не британцев, а инакомыслящих из Капской колонии, которые используют в своих целях и буров, и англичан. Подобные парадоксы — вовсе не плод воображения автора, а реальность сложного хитросплетения интересов воюющих сторон. Реальность, которую Киплинг, как и полагается писателю, лишь укрупнил и оттенил, не вдаваясь в подробности.