Марина Мнишек - Вячеслав Козляков Страница 40

Все это естественно провоцировало вольнолюбивых поляков и литовцев на мысль о побеге. Как ни опасно было доверять «Дневнику» подобные мысли, его автор прямо свидетельствует о неоднократных попытках «составить заговор» о побеге, в который иногда вовлекался даже кто-то «из старших», а не только «из нашего товарищества… слуг разных панов». Показательно осторожное поведение воеводы Юрия Мнишка, прямо противодействовавшего таким планам: «Пан воевода, узнав об этом, воспрепятствовал всему, и их замыслы пошли прахом». Причина такого «непатриотичного» в глазах ссыльных поведения сандомирского воеводы могла быть в четком понимании последствий массового побега из Ярославля на родину или в стан нового самозванца. Вместо довольно терпимого и почетного содержания под стражей можно было ждать чего угодно, в том числе самого худшего – повторения московского мятежа.

То, что первый отдельный двор построили для сандомирского воеводы Юрия Мнишка, показывает его главную роль в колонии ссыльных. «Царица» по-прежнему находилась при нем, а не наоборот. Несмотря на майский «триумф» и коронацию в Кремле, Марина Мнишек и ее фрейлины вели замкнутую жизнь. На страницах «Дневника» не найти ни одной записи о каких-то публичных появлениях царицы. Хотя многие в городе не прочь были поглазеть на нее. Ссыльные, однако, находились настороже, понимая, что от судьбы «царицы» во многом зависит и их собственная судьба.

«Новоселье» состоялось со многими предосторожностями 7 (17) января 1607 года, когда воеводе Юрию Мнишку и его свите отвели новый двор. В это время в городе появились слухи о прибытии «нескольких сотен татар, якобы нарочно присланных для того, чтобы схватить и отвезти в Москву пана воеводу и царицу». Это было целое приключение, так как ссыльные решили постоянно держаться друг за друга и «всем вместе из прежнего дома выселиться». Но оказалось, что на новом дворе все разместиться не смогут. Чтобы обмануть приставов, решивших продемонстрировать перед посадскими людьми свою власть над пленными, воевода Юрий Мнишек со свитой перебрался туда ранним утром, так что стрелецкие головы не успели подать знак собиравшейся толпе. Оскорбленные неуважением к себе приставы решили отыграться на рядовых людях из свиты сандомирского воеводы, оставшихся на прежних местах. Но те «стали защищаться и не дали себя в обиду, стрельцы повернули назад и оставили их». Чуть позднее и остальная воеводская свита спокойно переехала в избы, поставленные за неделю на господском дворе. Уже 8 (18) января «посетили приставы пана воеводу на новоселье». Инцидент оказался исчерпанным. Так 317 человек ссыльных было собрано на одном дворе под началом воеводы Юрия Мнишка, а остальная часть – 58 человек, «включая тех, которых наши держали для услуг», – оставалась жить на «Татарском дворе» ^[160].

К началу 1607 года установились кое-какие правила в обращении со ссыльными. Военные действия между новым самозваным царем Дмитрием и войсками царя Василия Шуйского перестали быть тайной для польской колонии. В этом ссыльные могли видеть надежду на свое освобождение. Но здесь же был источник опасности для них, если бы сторонники «царя Дмитрия» попытались приблизиться к Ярославлю.

То, что все распоряжения, касавшиеся содержания «царицы» Марины Мнишек и сандомирского воеводы, шли из Москвы, тоже было на руку ссыльным. Приставы сами мало что могли решить, кроме разве что кратковременной убавки кормов. Впрочем, воевода Юрий Мнишек, умевший ладить с нужными людьми, быстро нашел путь к сердцу своей охраны. 2 (12) января они поспешили известить его о милостивом указе царя Василия Шуйского, что «тебя царь жалует, оружия твоего брать не велит, он его заберет у всех поляков, если только кто-то из них что натворит, и с тебя взыщет. Другое: отсюда тебя далее отсылать не велит, только на другой двор со своими переберешься. Третье: если хочешь послать к жене своей, жалует тебя своей царской милостью и приказал тебе писать к нему об этом и о других своих нуждах». В ответ сандомирский воевода решил щедро одарить своих приставов «оправленными палашами», но подарок принял только приезжавший ранее, в ноябре 1606 года, для разоружения ссыльных (!) Неудача Плещеев, возвращавшийся теперь, спустя пару месяцев, в Москву. Следом за воеводой его слуги тоже наладили «сообщение» со стрелецкой охраной, готовой на мелкие услуги и доставлявшей ссыльным пищу за определенную мзду. Жизнь и человеческие отношения брали свое. Однако не приходится сомневаться, что общее напряжение не исчезло.

Главными событиями в жизни Марины Мнишек в ссылке в Ярославле, должно быть, становились известия о послах, которыми Московское государство обменивалось с Речью Посполитой. Автор «Дневника» фиксировал все сведения и слухи о таких посольствах и их целях. Уже в марте 1607 года, по возвращении посла князя Григория Константиновича Волконского, ссыльных «радовали известиями о коронном после»: «Посол ваш точно едет, уже недолго, пожалует вас царь и отпустит в Литву». Известить об этом воеводу Юрия Мнишка был послан представитель Боярской думы окольничий Михаил Михайлович Кривой Салтыков. Но вышел большой переполох: вызванные 13 (23) марта в город на воеводский двор ссыльные сильно перепугались и были в этот день между «надеждой и страхом». Воевода Юрий Мнишек вместе с братом, оставив Марину под присмотром старшего сына, выехал с предосторожностями со своего двора к воеводе. Но оказалось, что окольничий был послан с приятной миссией известить Мнишков, что король Сигизмунд III отправляет в послах Богдана Огиньского для обсуждения дел, «которые из-за Расстриги приключились», после чего царь Василий Шуйский обещал отпустить сандомирского воеводу со всеми его приближенными «из земли своей».

Мнишки и их свита должны были сразу почувствовать перемену в отношении к себе. Со слов Салтыкова они узнали, что король Сигизмунд III не только помнил о них, но и активно стремился вызволить их из московского плена. Окольничий Михаил Михайлович Кривой Салтыков, с грубоватой простотой переводя обычаи Речи Посполитой на московский лад, говорил сандомирскому воеводе: «Король ляхов сильно без тебя тоскует и осведомляется о здоровье твоем». Царь Василий Шуйский также выказывал благосклонность Мнишкам, которых не собирались навсегда задерживать в Московском государстве, и разрешал отпустить обратно в Речь Посполитую старшего брата Юрия Мнишка, красноставского старосту Яна, со свитой и купцами в количестве семидесяти человек. Это распоряжение касалось в основном челяди, и, как заметил автор «Дневника», «в то время любой был бы очень рад назваться холопом, чтобы только уехать в отчизну и вырваться из неволи». Видимо, в Москве понимали, что незачем да и опасно держать за казенный счет в Ярославле всех ссыльных. Достаточно было того, что в руках московского правительства оставались воевода Юрий Мнишек с дочерью Мариной. Остальных старались перевести из Ярославля в другие города или вообще отослать домой в Речь Посполитую.

Знаком определенного примирения с сандомирским воеводой и другими членами семьи стало возмещение им в апреле 1607 года средств, издержанных на пропитание, а также выдача 470 ведер «пива» и 17 ведер «горилки». Пасха этого года, по отзывам автора «Дневника», прошла вполне спокойно, и хотя «вместо калачей» ссыльная шляхта ела «только хлеб», праздник был свободен «от тревог и известий». Поначалу шляхтичи могли продавать остававшееся у них серебро, но потом это запретили. «Деньги также сильно поистощились, хотя у панов было серебро, но что в нем, когда его запретили продавать. Хотя его временами и позволяли продавать, но никто его не хотел покупать на людях. Покупали тайно, с великими предосторожностями, так как у тех, кто у нас покупал ранее, отобрали серебро какие-то грабители». Как видим, ссыльные имели возможность разнообразить свой стол, а предприимчивые жители Ярославля – извлечь из этого свою выгоду.