Искусство шпионажа. Тайная история спецтехники ЦРУ - Генри Шлезингер Страница 40

Оперативникам не нужно было знать суть процессов, которые использовались, например, для высадки астронавта Нейла Армстронга и его команды на Луну. Им было достаточно знать, что подобное возможно и произошло. То же самое можно было представить и в отношении новой тайнописной копирки или электробатарейки, которая способна работать в подслушивающем устройстве 20 лет. Имело значение лишь то, что это работало, было надежным, помогало решать оперативные задачи и находилось под рукой.

Параллельно с развитием техники ученые ЦРУ начали разрабатывать масштабные и весьма сложные технические системы. Нередко их идеи были настолько своеобразны, что вступали в конфликт с реалиями оперативной работы. Перспективные, технически выполнимые с точки зрения лаборатории в Лэнгли операции могли оказаться неоправданно рискованными для оперативных офицеров, попавших под наблюдение в Москве. Возникала и другая проблема, когда сложное спецоборудование, безупречно работавшее в лаборатории, оказывалось непригодным для оперативного мероприятия.

Разрешать подобные конфликты должны были офицеры ТОО ^[9], которые стали бы посредниками между учеными из Лэнгли и оперативным составом резидентуры в Москве. Роль офицера-техника заключалась в переводе требований оперативных сотрудников на технический язык инженеров, необходимый для формирования технических параметров новых образцов. Оперативный состав должен был понимать возможности спецтехники и новых предлагаемых OTS технических систем. В свою очередь, инженеры-проектировщики должны были знать, как именно используется спецтехника в регионах со сложной контрразведывательной обстановкой.

«В конце 1970-х и в начале 1980-х гг. Оперативный директорат и OTS регулярно получали предложения об оперативно-технических мероприятиях в регионах со сложной обстановкой, – вспоминал офицер-техник, работавший в Москве. – В описании мероприятия могло быть что угодно, например, агенту предлагалось прогуляться далеко за город, прихватив с собой оборудование весом более 30 кг, забраться на стометровое дерево вместе со всем комплектом техники, установить и направить антенны с точностью 1–2 градуса. Все это, конечно, должно было происходить при полном отсутствии наружного наблюдения. Да, в качестве оперативной задачи или сценария операции это выглядело впечатляюще, но реализовать это было практически невозможно».

Складывавшиеся годами основы работы Оперативного директората добавили еще один барьер для оперативно-технических мероприятий. Крупномасштабные технические комплексы изменили традиционные роли между оперативниками и техниками. Классические методы шпионажа с использованием спецтехники, такие как тайнопись, фотографирование документов и агентурная связь, исторически служили Оперативному директорату как помощь в работе с агентурой. Однако новые оперативно-технические мероприятия в странах со сложной контрразведывательной обстановкой воспринимались уже по-другому. Когда спецтехника стала основным средством получения разведывательной информации, роль Оперативного директората сводилась к тому, чтобы помогать выполнению операции, а не управлять ею, как это было раньше.

Некоторые офицеры Оперативного директората очень рисковали, действуя в опасных регионах, в то время как все успехи могли быть приписаны спецтехнике. А риски были весьма высоки. Подобно действиям агента, которого в любой момент могут разоблачить, исполнитель-оперативник при выполнении оперативно-технического мероприятия мог быть арестован. Это могло раскрыть как методы сбора информации, так и их результат, что привело бы к международному инциденту, а также подвергнуть опасности другие проводившиеся в это время мероприятия разведки, не связанные друг с другом ^{173}.

Дмитрий Федорович Поляков, кадровый офицер советской военной разведки, получивший звание генерал-лейтенанта во время службы в ГРУ, начал работать на США почти в то же самое время, что и Пеньковский – в 1961 г. Поляков продолжил работать на ЦРУ в 1970-е гг. ^{174} и стал пионером в переходе ЦРУ от традиционных методов к инновационному высокотехнологичному шпионажу.

Поляков был завербован ФБР в Нью-Йорке в 1961 г. как источник контрразведки. Он выдал агентов-нелегалов, работавших в США на советскую разведку, а также назвал имена нескольких агентов, которые были советским проникновением в правительство США ^{175}. В 1966 г. Поляков был передан ЦРУ и составлял для этого ведомства отчеты, работая в Бирме, Индии и на Филиппинах. За годы своей карьеры в ГРУ он получил от ЦРУ целый список псевдонимов, включая GTBEEP, TOPHAT И BURBON.

TOPHAT не требовал от своих кураторов астрономических сумм, принимая лишь небольшие подарки, например инструменты для работы по дереву и несколько охотничьих ружей. Мотивируя свои действия ненавистью к Советам, он гордился Россией, а не советской системой. Один офицер-агентурист, который хорошо знал Полякова, описывал его как человека, способного «одновременно гордиться советскими вооруженными силами и презирать систему, которой они служат».

Поляков был настоящим профессионалом. Во время операций в Индии в конце 1970-х гг., когда куратор ЦРУ перед отъездом в США познакомил Полякова со своим преемником, Поляков заметил аккуратно подстриженную бородку нового оперативника. «Мы в ГРУ не носим бороды», – заметил Поляков. На следующей встрече, когда два сотрудника ЦРУ встретились в гостиничном номере, снятым для тайных контактов с агентом, старший офицер спросил «новичка», почему тот не сбрил бороду.

– А почему я должен ее сбрить? – спросил молодой сотрудник.

– Потому что наш друг попросил вас об этом, – объяснил старший офицер и добавил, что генералу ГРУ неудобно встречаться с человеком, который носит бороду. Это может вызвать подозрения.

Молодой офицер пошел в ванную и побрился. Вскоре после этого прибыл Поляков и немедленно похвалил нового куратора за проявленную аккуратность. Оперативные контакты прошли гладко, хотя жена нового куратора очень удивилась внезапному исчезновению бороды мужа.