Суд волков - Жеральд Мессадье Страница 40

Надвинувшийся туман начал медленно сползать к воде и накрыл болото. Потом берега. Жанна словно запахнулась в эту молочную пелену, которую подсвечивали последние лучи солнца, делая ее сходной с какой-то ангельской материей. Жанна уже ничего не видела вокруг. Она подняла глаза и едва различила самые высокие ветви на деревьях. Наконец и эта последняя связь с реальностью исчезла. Лесные шумы стихли в обволакивающем мареве.

Это, наверное, и есть смерть, подумала она. Наверное, я умираю.

Жанна прислушалась, стараясь уловить другие голоса, не те, что несли горе и боль. Она различила какой-то неясный, непонятный, тонкий звук. Это было дыхание бестелесной субстанции, окружавшей ее. Быть может, голоса духов, собравшихся на болоте. Голоса исчезнувших душ. Они сливались с другими, еще не обретшими нового воплощения.

Возможно, они явились, чтобы поглядеться в зеркало болота.

Главное, Жанна ощущала, что она уже не одна. Ее овевало влажное дыхание великого множества душ. Они не произносили ничего внятного – ни утешения, ни упрека, ни сожаления, ни хвалы. Но они были рядом. Она чувствовала их незримое присутствие.

Жанна подумала о своих родителях. Наверное, они тоже были здесь.

В этой белизне, одновременно пустой и наполненной духами, ей стало наконец понятно, что и сама она – всего лишь дух среди прочих. Бессилие органов чувств позволяло видеть яснее. Страхи и унижения, горести и сожаления, истерзавшие ее, были всего лишь пылью. Даже имени у нее больше не было, и, однако, она чувствовала себя более реальной, чем когда-либо. Постепенно она очищалась. Становилась туманом.

На нее снизошло умиротворение. Сначала она ощутила печаль. Потом и печаль исчезла. Жанна погрузилась в облако. Омылась в нем.

Возможно, где-то поблизости бродили волки. Это не имело значения. Смерть не уничтожит ее. Отныне – нет. Она подумала о Жаке и вдруг полюбила его по-новому, не так бурно, как прежде, ибо теперь увидела его яснее. Природа этого человека из слоновой кости была ближе всего к окружавшей ее сейчас насыщенной парами материи.

Туман рассеивался. Перед ней возникло дерево. Жанна восхитилась его силой и изяществом. Она подняла глаза. Скворец проскользнул меж нижних ветвей. Появился другой. В нескольких шагах терпеливо ждала лошадь. Жанна встала и неторопливо подошла к ней. Копоть костра была смыта.

Неверно назвали это болото, подумала она, отправляясь в обратный путь. Это Болото Ангелов.

Жак ждал ее в саду, среди тисов. Услышав стук копыт по дороге, повернул голову.

Он задал вопрос только взглядом. Глаза Жанны ему ответили. Ее движения тоже.

– Возьми в руки мое лицо, – попросила она.

Ладони Жака образовали чашу, в которую погрузился подбородок Жанны.

– Я была на Чертовом болоте, – сказала она. – Видела там одних ангелов.

Он улыбнулся. И поцеловал ее с добротой, дарованной ему от природы. Они направились в ближайшее поле.

– Я видела слишком много демонов в последнее время, – произнесла она. – Мы правильно поступили, что приехали сюда.

– Я понял это, когда ты спешилась, – сказал он. Небо заволокло тучами. Ветер трепал одежду. Первые капли дождя обратились в ливень. Они вернулись домой.

Большой ковер ее жизни едва не был разорван по воле Мастера. Но Жанна не допустила этого и сама встала к ткацкому станку. Когда они с Жаком вернулись в Париж, она сказала:

– Давай уедем на время из этого города. Здесь сейчас опасно. Судьба сблизила нас с югом. Послушаемся ее. Франсуа и Жозеф в Орлеане. Наши земли – в Берри, под Шатору. Мануфактура – в Лионе.

Он напомнил ей, что расстояние между Шатору и Лионом не намного меньше, чем между Парижем и любым из этих двух городов.

– Наши предприятия слишком разбросаны, – сказала она. – Лавки здесь, мануфактура там, земли далеко, твои банковские дела еще дальше.

– Если мы уедем из Парижа, – заметил Жак, – мне придется отказаться от намерения попросить королевскую привилегию на сукно. В таком случае нам действительно лучше уезжать на юг. Но мы можем выбирать только между Лионом и Марселем, потому что Лион – самая большая в Европе ярмарка, а Марсель – порт, где Франция принимает чужое и вывозит свое. Оттуда получаем мы товары из Италии, пряности из Африки и с Востока, оттуда уходят корабли, нагруженные шерстью, сукном и драгоценными тканями. В обоих городах торговля и банковское дело неотделимы друг от друга.

– Давай не будем принимать решение сейчас, – ответила она. – Я верю, что в конце концов мы сумеем все это объединить. Но я чувствую, что в Париже дует недобрый ветер.

Этого нельзя было не заметить. Людовик XI вел свой корабль грубо, рывками. Сегодня он отменял то, что сделал накануне, приводя в замешательство и друзей и врагов.

Так, бросив в тюрьму Фюме, врача своего отца, он затем назначил его своим личным лекарем, а потом докладчиком королевского двора о поступающих прошениях и жалобах. Смещенный накануне коронации Пьер Дориоль, член Палаты счетов, попал в фавор и в королевский совет. Пьер де Врезе, фаворит покойного Карла VII, сначала ударился в бега, и его имущество было конфисковано, но чуть позже он тоже вернул себе королевскую милость и вместе с ней имущество. Более того, его сын женился на одной из дочерей Агнессы Сорель и Карла VII, следовательно, сводной сестре Людовика, и Врезе таким образом оказался дядей короля! Служители государства, чья единственная вина состояла в том, что они служили ему верно, были брошены в тюрьму, а затем полностью оправданы. Так освободили Жана и Робера д'Эстутвилей, которые провели долгие месяцы на зловонной соломе и жидкой тюремной похлебке: никакой вины за ними не нашли. Оба брата тут же вернулись к делам. Но при этом помиловали и заклятых врагов короны вроде Иоанна II Алансонского и пресловутого Иоанна V Арманьяка, уличенного в инцесте: оба были полностью восстановлены в правах и получили назад свои владения. И еще одно, в высшей степени странное решение: король даровал Арманьяку титул герцога Немурского со всеми положенными привилегиями. Однако этих двух сеньоров официально осудил парламент. Что ж, правосудие теперь отменено?

Каждое утро живая газета оповещала всех торговцев, в том числе и Жанну, о том, что произошло накануне и чуть ли не в тот же день. Такой-то, некогда грабивший путников на большой дороге, стал капитаном лучников в том самом городе, где его едва не повесили. Другой, многие годы скрывавшийся за неуплату долгов, получил назначение в Палату счетов.

Даже дипломатические новости не ускользали от внимания простых людей: так, фламандские суконщики сообщили Жаку, что король долго проторчал в Понтье, ожидая Уорвика, эмиссара английского короля Эдуарда IV, и что такой афронт не сулит ничего хорошего.

Всеобщее недовольство делало народ непочтительным к власти. И склонным к мошенничеству: зачем платить налоги этому королю – безумному и вместе с тем унылому?