Княжна Тараканова - Эдвард Радзинский Страница 4

— Императрица… Елизавета Петровна… — неслось по зале.

— Модница была… не нашивала одно платье два раза. После смерти остались в ее гардеробе пятнадцать тысяч платьев… — шептал старик.

За императрицей следовал тоже высокий, тоже дородный и тоже немолодой господин: граф Алексей Григорьевич Разумовский — фаворит и, как утверждала молва, тайный муж Елизаветы.

— Вот он, ночной император, — шептал Григорий Орлов брату. — А ведь простым певчим был, грамоты не знал… В хоре его увидела да и влюбилась без памяти. Попал в случай…

За Алексеем Разумовским важно вышагивал господин помоложе, столь же высокий и величественный — граф Кирилла Григорьевич Разумовский, родной брат Алексея, гетман Малороссии.

— А ведь недавно этот гетман свиней пас, — шептал Григорий. — Сам мне рассказывал: когда Алексей фаворитом стал, послал за ним офицера.

А Кирилла решил, что его в солдаты хотят упечь… со страху на дерево залез и три дня там просидел. С голодухи только слез. А теперь — вон они! Что случай делает! — И добавил лукаво: — А ведь они тоже братья и на нас с тобой похожие — такие же здоровенные… Только мы красивее да умнее.

И опять Екатерина, танцуя, взглянула на братьев…

Потом старик увидел Москву, зиму… Бежали сани. В санях они: Григорий и Алексей — молодые, в распахнутых шубах… Проезжали мимо белых колонн дворца на Покровке…

— Тпру! — закричал Григорий. И остановились сани.

Вот он дворец графа Алексея Григорьевича Разумовского. В переулке на холме за дворцом виднелась церковь.

— Церковь Воскресения в Барашах, — усмехался Григорий. — Здесь он тайно повенчался с императрицей… А может, и нас с Катериной когда-нибудь повенчают, да не тайно!

Алексей уставился на брата.

— Моя она, — усмехнулся Григорий, — любит меня без памяти… все сделает, как я скажу…

— Ох, Гришка, — любуясь братом, сказал Алексей. — Ей-ей, сущий враг!

Екатерина, прекрасная, молодая, танцует с Григорием. И открытое безумное женское счастье на ее лице…

Умирающий старик глядел на императрицу на потолке и шептал беззвучными губами: — Ах, эти гордые твои фавориты, они всегда думали, что они выбрали тебя, а это ты их выбирала. Счастливая, ты всегда любила тех, кто был тебе нужен. Нас было пятеро братьев… удальцы-кутилы, любимцы гвардии… И ты взяла Григория и взяла тем нас всех… и всю гвардию. Ты знала: скоро… скоро умрет Елизавета. И тогда муженек, тебя ненавидевший, упечет тебя в монастырь да и женится на полюбовнице. И ты готовилась… Екатерина Великая…Екатерина Предусмотрительная.

Граф застонал. Изотов и Анна перевернули его на другой бок.

Теперь он видел гроб. В гробу лежала императрица Елизавета. Молодая Екатерина стояла на коленях у гроба, и слезы лились по ее лицу…

— Ты всегда умела плакать, когда хотела, — шептал старик императрице на потолке.

Гвардейцы стеной окружали гроб.

— Ишь как убивается, — сказал Иван Орлов.

— А император, муженек ее, в это время бражничает со своими немцами да с полюбовницей горбатой, — усмехался Григорий Орлов в другом конце зала.

— Опять немцы сядут нам на голову, — вздыхал Владимир Орлов, окруженный гвардейцами.

— А ведь матушку Елизавету Петровну отцы наши на трон посадили, — тихо начал Алексей и умолк.

— Дело говорит, — зашептали в зале.

Старик вспоминал. Точнее, это не были воспоминания. Просто когда боль отпускала, он уходил в ту жизнь. И жалкое, беспомощное тело, лежавшее на огромной кровати под балдахином, было не его тело… Его тело жило в той жизни — великолепная, мощная плоть…

— Скоро… скоро оно на бойню пойдет, — беззвучно смеялся старик.

Бал в разгаре — первый бал после траура по умершей императрице. Неряшливый, дрожащий старик в старом серебряном камзоле стоял у колонны.

— Лесток, лейб-медик умершей императрицы, — шептал Иван Орлов Григорию и Алексею, — его только что вернули из ссылки… Двадцать лет пух там от голода. А ведь это он когда-то Елизавету на трон сажал. Попомните, братья, как она его отблагодарила.

И еще один старик — в мундире с золотым шитьем, в орденах и лентах — вошел в сверкающую залу.

— Фельдмаршал Миних, — шептал Иван, — и его из Сибири вернули… Двадцать лет подряд господин фельдмаршал, полуголодный, картошку там себе на пропитание сажал. А ведь какую власть имел. Вот до чего тщеславие доводит.

— Ничего, они вернулись, — захохотал Алексей. — По мне, или все — или плаха.

— О плахе для нас, видать, уже заботятся, — усмехнулся Иван. И кивнул на молодого гвардейца, танцевавшего менуэт. Танцуя, гвардеец нет-нет да и посматривал на братьев. — Адъютант императора Перфильев… Говорят, его к нам приставили, — шептал Иван.

— Ба! Да он же игрок! Уж я-то знаю, как задобрить подобных господ! — смеялся Григорий. — Теперь каждую ночь стану проигрывать ему в карты. И он будет доволен, и император спокоен: ночью мы картами заняты. Ведь по ночам у нас перевороты делаются!.. Но торопитесь, братья, иначе разорюсь!

— Ты прав. — время выступать! — сказал Алексей. — Откроют заговор — только наши головы полетят… Катька Дашкова — сестра родная полюбовницы государя, ее, конечно, помилуют. Никита Панин каждый день иное говорит, один Бог ведает — с нами он иль нет. Кириллу Разумовского его брат Алексей с плахи за уши вытянет. Сама Екатерина вообще будет ни при чем… Только наши головушки…

— Ага, — засмеялся Григорий. — Если мою первой отсекут…

— Ага, — захохотал Алексей. — Уж я, как дед, пну твою дурацкую голову!

В гвардейских казармах шла большая игра. Играли — Перфильев, Григорий Орлов, офицеры-измайловцы, когда вошел Алексей Орлов. Поманил брата. Весело поманил, будто собираясь поведать о чем-то забавном.

— Я сейчас, господа. — Григорий бросил карты, подошел к Алексею, сопровождаемый внимательным взглядом Перфильева.

Будто рассказывая о веселом и все хохоча, Алексей сказал брату:

— Капитан преображенцев Пассек утром арестован императором. Заговор раскрыт…

— Кто сообщил?

— Никто не ведает… Но откуда-то слух, что арестовали его и раскрыт заговор. Теперь эта сумасшедшая девчонка, Дашкова, носится по Петербургу с этим слухом… Она всех нас под топор подведет. Времени нет, надо действовать. Фортуна за нас: император пьянствует в Ораниенбауме… на скрипице играет… Екатерина одна в Петергофе. Осталось одно: привезти ее в Петербург и объявить императрицей.

— Слушает, — кивнул Григорий на Перфильева.

— Вижу… вернешься к столу… продолжишь игру… И напои хорошенько, чтоб бела света не видел… Я отправляюсь сей час в Петергоф — за Екатериной. На рассвете жди меня на пятой версте у Петербурга со свежими лошадьми. Ну?