Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс Страница 4

В Лондоне у Гопкинса появилась слабая надежда на то, что советская армия сможет продержаться до зимы. Черчилля поразил тот факт, что, в то время как Британия была убеждена в необходимости проведения крупной военной акции, Сталин никак не выказывал своей невероятной зависимости от предлагаемой помощи; казалось, что его больше интересуют вопросы, связанные с границами и разделом сфер влияния после окончания войны, нежели что-то иное. Но об этом мы еще поговорим чуть позже.

На протяжении этого времени Рузвельт предпринимал энергичные шаги, связанные с поставкой оружия воюющей России. В несвойственной ему манере президент отдал распоряжение своей администрации, чтобы просьба русских была немедленно рассмотрена, и в течение сорока восьми часов был составлен и отправлен перечень с теми позициями, по которым может быть оказана помощь. Он лично проследил за выполнением этих распоряжений. Несмотря на противодействие со стороны армии и флота и неуверенность, царящую внутри Госдепартамента, с помощью своих сторонников Рузвельт добился передачи на заводы первого перечня заказов. Правительства Советского Союза и Британии были в курсе этих экстренных мер, и Гопкинс, находясь в Лондоне, мог рассчитывать на продолжение этих действий.

В связи с неопределенностью положения на Восточном фронте Гопкинс имел все основания полагать, что переговоры с Британией относительно совместных действий в Атлантике и на Ближнем Востоке приведут к принятию конкретных решений. Он решил, что должен срочно отправиться из Лондона в Москву, чтобы попытаться на месте подробнее выяснить потребности русских и их взгляды на будущее. 25 июля Гопкинс отправил президенту сообщение: «У меня ощущение, что должно быть сделано все возможное и, даже если они потерпят поражение в ближайшем бою, для придания им уверенности мы должны открыть второй фронт. Я думаю, что в такой критический момент если что и может оказать влияние на Сталина, так это непосредственное общение между вами через личного представителя».

Президент немедленно санкционировал поездку Гопкинса в Москву, где тот должен был передать личное послание Сталину, в котором подтверждалась наша готовность оказать поддержку русским. Рузвельт не меньше, чем Черчилль, думал в то время о том, что русским необходимо продолжать борьбу.

30 июля Гопкинс прибыл в Москву; в этот же день российское и находящееся в изгнании польское правительства подписали союзный договор. Гопкинс с первой беседы отметил особую манеру Сталина в ведении переговоров. «Я передал ему (Сталину) убежденность президента в том, что наиважнейшим вопросом на сегодня является разгром Гитлера и гитлеризма во всем мире. Я убеждал его, что наш президент и правительство полны решимости в самое ближайшее время оказать посильную помощь Советскому Союзу».

Сталина, безусловно, порадовало это сообщение, после чего Гопкинс предложил ему сообщить, чем Соединенные Штаты могут помочь в первую очередь, а что потребуется в дальнейшем в течение всей войны.

Во время второй беседы, состоявшейся 31 июля, Сталин, отвечая на просьбу Гопкинса о том, что президент с нетерпением ждет возможности ознакомиться с точкой зрения Сталина на войну между Германией и Россией, полностью обрисовал сложившуюся ситуацию и перспективы. Как Гопкинс сообщил президенту, Сталин неоднократно повторял, что он трезво оценивает немецкую армию: она высоко организована, немцы имеют большие запасы продовольствия, топлива, людские резервы, достаточные для проведения зимней кампании. Но «он (Сталин) уверен, что в течение зимних месяцев линия фронта будет отстоять от Москвы, Киева и Ленинграда, вероятно, почти на том же расстоянии, что и сейчас». Кроме того, Сталин был уверен, что советская армия сможет разгромить немцев еще до наступления зимы. Но ход сражения, кроме того, будет «в большой степени зависеть от возможности подойти к весенней кампании с достаточным количеством вооружения, особенно самолетов, танков и зениток». Прежде чем закончить беседу, Сталин пояснил Гопкинсу, что следует сообщить президенту, «…что я уверен в неизбежности схватки Соединенных Штатов с Гитлером на каком-нибудь поле сражения. Мощь Германии столь велика, что, несмотря на то что Россия в состоянии защитить себя, даже совместными усилиями Англии и России будет трудно сокрушить немецкую военную машину. Только одно может уничтожить Гитлера, и, вероятно, даже без боя – это объявление о вступлении Соединенных Штатов в войну с Германией. Я, однако, уверен в том, что война будет жестокой и долгой; что, если американцы вступят в войну, американский народ будет настаивать на схватке своей армии с немецкими солдатами». Сталин хотел, чтобы Гопкинс передал президенту, что он будет рад американским войскам в любой части российского фронта.

Гопкинс сообщил Сталину, что правительства Соединенных Штатов и Великобритании сделают все возможное, чтобы в течение ближайших недель отправить в Россию самое необходимое. Но он подчеркнул, что в этот период будут поставлены только уже готовые изделия, и Сталин должен понимать, что, вероятно, даже эти поставки не смогут оказаться на передовой до наступления холодов. Гопкинс всячески убеждал Сталина в необходимости начать переговоры по поводу долгосрочных совместных планов, поскольку американскому и британскому правительствам необходимо учесть все потребности России. Правда, добавил Гопкинс, они не сумеют отправить тяжелое пехотное оружие «до тех пор, пока не будет проведена конференция трех наших правительств, где были бы совместно рассмотрены и решены не только вопросы стратегии всех фронтов, но и интересы каждой отдельной страны». Сталин заявил, что поддерживает проведение подобной конференции.

Гопкинс был в восторге от этих переговоров. Ему нравилась твердость Сталина, исчерпывающая откровенность и умение принимать решения. Его потрясла уверенность, с которой русские собирались сражаться; подтверждением тому служил перечень требований российской стороны. 1 августа Гопкинс отправил президенту краткий отчет: «Я чувствую крайнюю необходимость в создании этого фронта… У них просто невероятная решимость победить…» Позже, описывая визит Гопкинса в Москву, Роберт Шервуд назвал его «…поворотным пунктом в отношениях военного времени между Британией, Соединенными Штатами и Советским Союзом». Думаю, что скорее это была «роковая черта». В отчетах Гопкинс указывал на непоколебимую уверенность Сталина и передавал слова благодарности в адрес Рузвельта и американцев, уже заложивших прочную основу в отношениях. Американское правительство, ранее возражавшее против обязательств в части любых поставок в адрес Советского Союза, 2 августа официально приняло на себя эти обязательства. В ноте, направленной советскому правительству, в частности, говорилось: