Александр Михайлович. Несостоявшийся император - Александр Широкорад Страница 4

Великий князь Александр Михайлович был очень красивый молодой человек; он и до сих пор красивый мужчина, несколько еврейского, хотя и красивого типа.

Я должен сказать, что, сталкиваясь с ним в моей государственной деятельности, я убедился, что у него не только внешний тип еврейский, но что он обладает, кроме того, вообще отрицательными сторонами еврейского характера» ^[3].

Спору нет, Сергей Юльевич Витте не любил Александра Михайловича, но в принципе он был прав. В Германии в XVII-XIX вв. довольно часто аристократы роднились с евреями, а зачастую богатые евреи правдами и неправдами получали титулы. Вспомним, что даже основоположник марксизма, будучи евреем, имел дворянский титул. А что касается самого Витте, то и он был женат на еврейке.

Детей своих Ольга Фёдоровна и Михаил Николаевич воспитывали строго — так было принято почти во всех великокняжеских семьях. До семи лет дети росли совершенно беззаботно, опекаемые многочисленными нянюшками. А затем начиналось суровое полувоенное воспитание.

Старший сын Николай вспоминал позднее, что воспитание это «больше напоминало прохождение боевой службы на фоне прекрасной кавказской природы»: вставали рано, принимали прохладную ванну, скромно завтракали и чуть ли не до самого полудня вместе с наставниками — строгими и придирчивыми — то уходили в горы, в поход за новыми экземплярами для коллекций трав и насекомых, то без устали упражнялись в верховой езде, то в искусстве владения саблей.

Программа, составленная строгими наставниками, дававшими каждый день подробный отчёт матери или отцу, была весьма обширна, почти что уникальна: языки, включая не только европейские, но и древнюю латынь, ботаника, химия, основы филологии и истории искусства, библиотечного дела или, например, истории флота, нумизматики.

Ему вторит и Александр: «...радости беззаботного детства внезапно оборвались для меня в тот день, когда мне исполнилось семь лет. Среди многочисленных подарков, поднесённых мне по этому случаю, я нашёл форму полковника 73-го Крымского пехотного полка и саблю. Я страшно обрадовался, так как сообразил, что теперь сниму свой обычный костюм, который состоял из короткой розовой шёлковой рубашки, широких шаровар и высоких сапог красного сафьяна, и облекусь в военную форму. Но прежде всего я должен заслужить честь носить её прилежанием и многолетним трудом.

Лицо моё вытянулось, но худшее было ещё впереди.

— С завтрашнего дня, — объявил мой отец, — ты уйдёшь из детской. Ты будешь жить с братьями Михаилом и Георгием. Учись и слушайся своих учителей.

Прощайте, мои добрые нянюшки, мои волшебные сказки! Прощайте, беззаботные сны! Всю ночь я проплакал в подушку, не слушая ободряющих слов моего доброго дядьки казака Шевченки. В конце концов, видя, что его обещания навещать меня каждое воскресенье не производят на меня должного впечатления, он стал нашёптывать испуганно:

— Вот будет срам, если Его Императорское Величество узнают и отдадут в приказе по армии, что его племянник, великий князь Александр, отрешается от командования 73-м Крымским полком, потому что плачет как девчонка!

Услышав это, я вскочил с постели и бросился мыться. Я пришёл в ужас, что чуть не обесчестил всю нашу семью в глазах императора и России...

...С этого дня и до пятнадцатилетнего возраста моё воспитание было подобно прохождению строевой службы в полку. Мои братья Николай, Михаил, Сергей и Георгий и я жили, как в казармах. Мы спали на узких железных кроватях с тончайшими матрацами, положенными на деревянные доски. Я помню, как много лет спустя, уже после моей женитьбы, не мог привыкнуть к роскоши широкой кровати с двойным матрацем и полотняным бельём и потребовал назад мою старую походную кровать.

Нас будили в шесть часов утра. Мы должны были сейчас же вскакивать, так как тот, кто рискнул бы “поспать ещё пять минут”, наказывался самым строжайшим образом.

Мы читали молитвы, стоя в ряд на коленях перед иконами, потом принимали холодную ванну. Наш утренний завтрак состоял из чая, хлеба и масла. Всё остальное было строго запрещено, чтобы не приучать нас к роскоши.

Затем шёл урок гимнастики и фехтования. Особое внимание было обращено на практические занятия по артиллерии, для чего в нашем саду стояло орудие. Очень часто отец без предупреждения заходил к нам на занятия, критически наблюдая урок по артиллерии. В возрасте десяти лет я мог бы принять участие в бомбардировке большого города.

От 8 часов утра до 11 и от 2 до 6 мы должны были учиться. По традиции, великие князья не могли обучаться ни в казённых, ни в частных учебных заведениях, а потому мы были окружены целым штатом наставников. Наша учебная программа, разделённая на восьмилетний период, состояла из уроков Закона Божьего, истории православной церкви, сравнительной истории других исповеданий, русской грамматики и литературы, истории иностранной литературы, истории России, Европы, Америки и Азии, географии, математики (заключавшей в себе арифметику, алгебру, геометрию и тригонометрию), языков французского, английского и немецкого и музыки. Сверх того нас учили общению с огнестрельным оружием, верховой езде, фехтованию и штыковой атаке. Мои старшие братья, Николай и Михаил, изучали также латинский и греческий языки, нас же, младших, освободили от этой пытки.

Учение не было трудным ни для меня, ни для моих братьев, но излишняя строгость наставников оставила в нас всех осадок горечи. Можно с уверенностью сказать, что современные любящие родители воспротивились бы, если бы их детей воспитывали так, как это было принято в русской императорской семье эпохи моего детства.

Из-за малейшей ошибки в немецком слове нас лишали сладкого. Ошибка в вычислении скоростей двух встречных поездов — задача, которая имеет для учителей математики особую притягательную силу, — влекла за собою стояние на коленях носом к стене в течение целого часа.

Однажды, когда мы были доведены до слёз какой-то несправедливостью педагогов и попробовали протестовать, последовал рапорт отцу с именами зачинщиков, и мы были сурово наказаны.

Для меня навсегда останется непостижимым, как такая давящая система воспитания не притупила наши умы и не вызвала ненависти ко всем тем предметам, которым нас обучали в детстве».

Религиозное воспитание братьев было поручено отцу Георгию, человеку ортодоксальному и недалёкому. Как позже писал Александр Михайлович: «Впервые в моей жизни я узнал о существовании различных грехов и их определении от отца Титова. Семилетним ребёнком я должен был каяться в своей причастности к делам дьявольским. Господь Бог, который беседовал со мной в шелесте пёстрых цветов, росших в нашем саду, внезапно превратился в моём сознании в грозное, неумолимое существо.

Не глядя в мои полные ужаса глаза, отец Титов поведал мне о проклятиях и вечных муках, на которые будут осуждены те, кто утаивает свои грехи. Он возвышал голос, а я, дрожа, смотрел на его наперсный крест, освещённый лучами яркого кавказского солнца. Могло ли так случиться, что я вольно или невольно совершил какой-нибудь ужасный грех и утаил его?