Повседневная жизнь комедиантов во времена Мольера - Жорж Монгредьен Страница 4
Повседневная жизнь комедиантов во времена Мольера - Жорж Монгредьен читать онлайн бесплатно
Ответ актрисы не был лишен остроумия:
«Поскольку вас заставили говорить интересы Бога, не взыщите, сударь, что он велел мне отвечать, и я говорю вам, что, любя вас, досадую, вынужденная думать, что вы служите ему лишь вполсилы; если бы вы отдавались служению целиком, то не сочли бы за труд явиться прямо ко мне, чтобы убедить меня в этом, и, хотя вы считаете, что я привержена дьяволу, вам нечего опасаться: ниспосланная вам благодать послужила бы вам епитрахилью и святой водой, чтобы его изгнать. Ибо обращаясь ко мне письменно, вы не служите ни Богу, ни вашей досаде; вы не служите Богу, потому что это письмо не слишком убедительно, чтобы обратить меня в истинную веру, а вашей досаде — потому что ребенок все-таки был крещен. До сих пор я считала, что в Божью церковь принимают лишь людей, коих умеренность заставляет зрело взвешивать все, что они ни делают, но для пастыря, пекущегося о столь обширной пастве, вы чересчур торопитесь… До сих пор я достаточно заблуждалась, чтобы не видеть заблуждений своей профессии. Возможно, вы рождены, чтобы заставить меня их признать, и сие христианское усердие не должно изменить себе при встрече». И подпись: «Та, кто, несмотря на ваше недоброе мнение, отказывается от дьявола, но не от положения вашей смиренной слуги, Луиза Жакоб дю Пен».
В 1685 году Брекур, один из давних товарищей Мольера, был при смерти. Кюре церкви Сен-Сюльпис Клод Боттю де ла Бармондьер потребовал, чтобы тот подписал в присутствии трех церковников следующее заявление:
«В присутствии господина Клода Боттю де ла Бармондьер, священника и доктора богословия из Сорбонны, кюре церкви и прихода Сен-Сюльпис в Париже, и нижеперечисленных свидетелей, Гильом Маркуро де Брекур признал, что, занимаясь прежде ремеслом комедианта, полностью от него отказывается и обещает искренне и от всего сердца более им не заниматься и не выходить на сцену, если даже вновь будет в полном здравии».
Брекур подписал и почил в лоне католической апостольской римской церкви, прожив довольно бурную жизнь, которая не могла бы служить к назиданию потомкам.
Два года спустя скоропостижно скончался Розимон; кюре церкви Сен-Сюльпис чинил всяческие препятствия его похоронам и дал согласие на погребение «лишь потому, что один священник уверил его, что в своей исповеди тот пообещал оставить театр. Похороны прошли ночью, без креста, святой воды, светильника, савана, были только два священника в шляпах и длинных рясах». А ведь Розимон в свое время издал «Жития святых на каждый день». В то же время епископ Се отказал в церковном погребении «шуту», умершему в Алансоне 6 августа 1680 года. Еще через десять лет у знаменитой Шаммеле с огромным трудом вырвали ритуальное заявление: она умерла «в благостном настроении, но будучи сильно огорчена тем, что умирает», — язвительно сказал Расин, который, однако, некогда был ее любовником. И в следующем веке знаменитая Адриенна Лекуврер была похоронена ночью, без гроба: полицейские закопали ее в яму на берегу Сены.
А ведь многие актеры (например, Мадлена Бежар и другие) включали в свое завещание, помимо пожертвований на бедных, благочестивые дары и служение месс за упокой своей души.
Кстати, труппы комедиантов, не говоря уже об уплате налога в пользу бедных, регулярно делали пожертвования разным парижским монастырям, о чем свидетельствует журнал Лагранжа. Были даже обнаружены прошения некоторых монастырей, например, кордельеров и августинцев, расположенных поблизости от здания «Комеди Франсез», со смиренной просьбой к комедиантам «включить их в число бедных монахов, коим вы оказываете благотворительность», обещая взамен, что «они будут вдвое больше молиться Господу за процветание вашего дорогого товарищества».
В ту же эпоху во время громкого процесса между отцом Каффаро, защитником театра, и Боссюэ последний в своих «Максимах и размышлениях о комедии» обрушился на самих актеров. Вспомнив, возможно, о памфлете кюре Рулье, который тридцатью годами раньше уже обрек на муки ада автора «Тартюфа», «этого демона, облеченного плотью и облаченного мужчиной», Боссюэ нападал на самого Мольера, предав его страшной и знаменитой анафеме: «Горе вам, смеющимся ныне, ибо восплачете!»
В своем письме к отцу Каффаро «орел из Мо» произносит громкий приговор актрисам:
«Вы говорите, отец мой, что ни разу не могли разглядеть посредством исповеди ни мнимого лукавства комедии, ни преступлений, источником которых ее называют. Вы явно не подумали о преступлениях актрис, певиц и о прегрешениях их любовников. Разве приносить христианок в жертву публичной невоздержанности, причем более опасным способом, чем в местах, которые не смеют называть по имени, — ничего не значит? Какая мать, я даже не говорю христианка, но просто честная женщина, не предпочтет скорее увидать дочь свою в могиле, чем на театре? Разве для этого бесчестия я нежно пестовала ее и воспитывала с такой заботой? Разве я день и ночь держала ее под своим крылом, чтобы отдать на потребу толпе? Кто не видит в этих несчастных христианках, если они еще остаются ими, занимаясь ремеслом, столь противным обету их крещения, кто, говорю я, не видит в них рабынь, выставленных на позор, в которых угасла стыдливость из-за стольких взглядов, кои они привлекают и бросают сами, — они, кому сам их пол предназначил в удел скромность, и чья естественная слабость требует надежного укрытия в хорошо поставленном доме?»
В ту же эпоху Расин в своем завещании осуждал «бесчинства своей прошлой жизни» и запрещал своему сыну даже думать о театре. Во всех парижских церквях голоса проповедников вторили эхом гласу Боссюэ. В какой-то момент театр оказался под угрозой.
23 декабря 1694 года принцесса Пфальцская написала:
«Мы чуть было не лишились театра. Сорбонна в угоду королю хотела его запретить, но архиепископ Парижский и отец Лашез, должно быть, сказали ему, что было бы слишком опасно запретить пристойные развлечения, поскольку это толкнуло бы молодежь в объятия греха… Лично я, пока театр совсем не закроют, буду туда ходить… Две недели назад, во время проповеди против комедии, которая „разжигает страсти“, король обернулся ко мне и сказал: „Он проповедует не против меня, ведь я больше не хожу в театр, а против вас всех, которые его любите и ходите туда. — Хотя я люблю комедию и хожу на нее, — отвечала я, — г. д’Ажен (Маскарон) проповедует не против меня, ибо он говорит о тех, кто распаляет в театре свои страсти, а это не я. Меня он только развлекает, а в этом нет ничего дурного“. Король ничего не сказал…»
Каждое воскресенье перед проповедью парижские кюре напоминали об осуждении комедиантов и о правилах ритуалов. Порой им публично отказывали в свершении таинств. Ощущая серьезную опасность, нависшую над их профессией, а для некоторых — и над их совестью, они обратились к самому папе в связи с юбилейным годом в 1696 году, восстав против преследований, неведомых за пределами Франции ни в одной европейской стране. Его святейшество Иннокентий XII передал вопрос на рассмотрение конгрегации по делам вероучения, но та из осторожности воздержалась от высказываний, прекрасно понимая, что поскольку галликанская церковь не признает римский престол в плане внутренней дисциплины, французские епископы не подчинились бы приказу понтифика. Конгрегация ограничилась тем, что отправила истцов к главам епархий, высказав, однако, мнение, что не стоит отлучать от церкви всех комедиантов, а лишь тех из них, кто участвует в непристойных зрелищах.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии