Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира - Элизабет Бартон Страница 4

Конечно, все это было сделано не за одну ночь, хотя начало было положено практически сразу — Актом, доказавшим, что королева унаследовала от своего деда уважение к деньгам. Сторонники Генриха VII называли его осторожным, а недруги — скупердяем, но как бы то ни было, после своей смерти он оставил большое состояние. Крайне расточительный сын промотал его за рекордный срок и не колеблясь девальвировал монету. Мария Тюдор безуспешно пыталась совладать с неразберихой в экономике с помощью новой денежной системы, но поскольку собственная бедность мешала ей изъять из обращения обесценившуюся монету, ей удалось только доказать правильность закона Грешема ^[6]: «Плохие деньги вытесняют хорошие».

Елизавета не повторила этих ошибок. Несмотря на постоянную нехватку средств, она знала, что отчаянная ситуация требует отчаянных мер. Она изъяла из обращения все девальвированные деньги, выпустила новые согласно старому безукоризненному стандарту содержания серебра и стабилизировала по их текущей стоимости. Доверие было восстановлено, и — нам это может показаться маловероятным — правительство заработало на этом 14 тысяч фунтов стерлингов.

Однако Елизавета походила и на своего отца, и не только рыжими волосами и упрямством. Несмотря на все свои промахи — по крайней мере в отношении его матримониальных планов, — Генрих VIII был выдающимся человеком. Возможно, он был слишком невоздержан, но одним из его безусловных достижений стало создание и поддержание королевского флота. Он возвел королевские верфи в Вулидже и Дептфорде, построил военные корабли, а также основал корпорацию лоцманов «Тринити Хауз». Под управлением больного и жалкого мальчика Эдуарда VI ^[7] и его неблагоразумной сестры Марии флот Генриха VIII оказался под угрозой разорения и краха. Филипп II не был заинтересован в поддержании сильного английского флота. По его замыслу владычицей морей должна была быть Испания. Елизавета думала иначе и принялась за восстановление флота, насчитывавшего в начале ее правления только двадцать два корабля, большинство из которых были непригодны для плавания. В молодости Генрих VIII сам вставал к штурвалу спускаемого на воду судна, одетый в парадные дублет и штаны, с золотой цепью с надписью «Dieu et Mon Droit» ^[8] и свистком, в который дул, как в трубу. И хотя у нас нет свидетельств, что Елизавета следовала в этом примеру отца, она любила свой флот и осознавала, как и Генрих, его значение для Англии.

На создание королевского флота — торговых и военных кораблей — Елизавете потребовалось намного больше времени, чем на восстановление валюты, но она этого добилась. Терпеливо, шаг за шагом, она строила один-два корабля в год, и наконец через двадцать четыре года ее правления, за шесть лет до Армады ^[9], летописец того времени сказал: «У нее есть также три замечательные галеры: "Спидвел", "Трай Райт" и "Черная галера", и невозможно передать, какое удовольствие Ее Светлость испытывает при взгляде на них и на остальной королевский флот, и не без причины, скажу я, поскольку благодаря им покой ее берегов никто не нарушает и чужестранные враги обходят нас стороной, в других же обстоятельствах они не преминули бы завоевать нас».

Один из кораблей королевского флота был назван «Елизавета Иона». Это имя придумала сама королева «в память о своем собственном избавлении от яростных врагов, которое было не менее чудесным, чем спасение пророка Ионы из чрева кита». В этих словах есть некая загадка. Хотелось бы знать, что было на уме у королевы, когда она называла величественный королевский корабль именем «Елизавета Иона». Но мы никогда не узнаем, кого или что она подразумевала под китом, впрочем, как и многое другое об этой великолепной и в то же время необычной и таинственной женщине.

Реконструкция затронула еще одну сферу: в 1559 году Елизавета восстановила Реформацию в ее англиканском варианте с помощью «Акта о супрематии» и «Акта о единообразии». Первый документ отменял власть папы римского, опереться на которую так рассчитывала в свое время Мария Тюдор. Второй вновь ввел в употребление единый служебник — «Книгу общих молитв». Примечательно то, что Елизавета сумела обуздать рвение палаты общин, отказавшись принять титул верховного главы церкви, хотя она и стала ее верховным правителем, и, среди прочих постановлений, наложила штраф в двенадцать пенсов на тех, кто не посещал церковь по воскресеньям. Это предписание касалось каждого независимо от его убеждений — будь это приверженец римской католической церкви, пуританин, кальвинист или анабаптист. Некий житель Корнуолла, католик, предпочитавший посещать церковь, нежели платить штраф, мог стойко переносить чтение отрывков из Священного Писания и «женевскую джигу» (так пренебрежительно называли пение псалмов, переведенных на английский язык Стернхолдом и Хопкинсом). Но когда дело доходило до проповеди, его терпение иссякало, и он неизменно выходил из церкви, громко выкрикивая проповеднику: «Когда ты скажешь, что собирался сказать, приходи ко мне обедать!» Тем не менее англиканская реформа уже начала выполнять свою задачу. К концу правления Елизаветы «новая религия» стала старой, семейной религией, и впереди уже замаячили скучные пуританские воскресенья следующего столетия.

Впереди были также преследования католиков, которые развернулись в смутные 1580-е годы. Но, по правде говоря, от них пострадало намного меньше людей, чем во время гонений на протестантов при Марии Тюдор. С помощью «Акта о супрематии» и «Акта о единообразии» Елизавета сумела найти via media ^[10] для своего народа. Не Риму, не Женеве, а Кентербери суждено было стать английским путем. Джон Нокс ^[11], ненавидевший женщин вообще и Елизавету в частности, говорил, что ее нельзя назвать «ни добрым протестантом, ни непоколебимым папистом». Но сама Елизавета высказалась так: «Я не хочу открывать окна в человеческие души» — необычайно снисходительное высказывание для правителя того времени.

Действия Елизаветы были продиктованы необходимостью, а не религиозными или личными мотивами, ею двигали только национальные и политические нужды. За сорок пять лет ее правления на папском троне побывало девять понтификов, и все они, — исключая, пожалуй, Сикста V и трех живших совсем недолго Урбана VII, Григория XIV и Иннокентия IX, — выступали против нее. Даже Сикст V, который ею восторгался, поддерживал Армаду. Это он однажды заявил: «Как жаль, что мы с Елизаветой не можем пожениться, — наши дети владели бы всем миром».