Вена, 1683 - Лешек Подхородецкий Страница 4

Сам султан был против войны, поэтому Кара-Мустафа прибег к обману, чтобы вовлечь его в свои планы. Сановникам из приграничных областей он приказал писать письма монарху с жалобами на беззакония, чинимые немцами (австрийцами), а также прислать в Стамбул свидетелей, которые подтвердили бы правдивость этих донесений. «В конце концов обвел падишаха, словно дьявол. В горячности и с чувством собственного достоинства шах (султан) вскипел (гневом), а потом принял решение предпринять поход и начал собирать войско». Решение о войне было принято на большом совете 6 августа 1682 года.

Однако возложение вины за объявление войны на одного Кара-Мустафу было бы слишком большим упрощением дела: за великим визирем стояли придворные круги и крупные феодалы, заинтересованные в политике экспансии.

Напрасно посол императора Альбрехт Капрара делал попытки сохранить мир. 9 апреля 1682 года у него состоялась аудиенция с Мехмедом IV, 22 апреля — совещание с Кара-Мустафой, однако эти переговоры не дали результатов. Капрара еще пытался отвратить опасность от Австрии и направить турецкую агрессию в другую сторону. «На основании всего, что мне известно, считаю, что было бы возможно за значительную сумму денег отвратить от нас войну и направить ее против Польши», — цинично писал он 6 июля императору. Однако уже вскоре в Стамбуле было принято решение о направлении агрессии. 21 декабря 1682 года Капрара был препровожден к командиру янычар. Ему было объявлено, что если турки не получат крепость Яварин, то начнется война. Посол ответил, что замок можно заполучить только с помощью сабли, а не путем переговоров.

Отказ отдать Яварин, совершенно обоснованный с точки зрения его значения для Австрии, означал войну. 2 января 1683 года еще раз появились бунчуки перед дворцом султана в Стамбуле. С турецкой стороны войну должен был вести не столько султан, сколько Кара-Мустафа, о котором один из венецианских защитников Кандии сказал, что он «не успокоится, пока не сделает из собора Св. Петра (в Риме) конюшни султана».

После взятия Константинополя турецкие властители считали себя наследниками византийских императоров и мечтали о восстановлении Римской империи под своим владычеством. Поэтому в течение многих лет они отказывали Габсбургам в праве на императорский титул и рассматривали их как главных противников в реализации своих далекоидущих планов.

Мечты Кара-Мустафы об овладении Римом разделяла вся правящая партия в Стамбуле. В Европе хорошо отдавали себе отчет относительно турецких намерений. Об этом лучше всего свидетельствует поэма современника происходивших событий, дубровненского поэта Петара Канавеловича под названием «Песнь о славном польском короле Яне Собеском, победителе турок и защитнике Вены», в которой автор в уста султана вкладывает обещание, что после захвата турками Рима он накормит своего коня перед алтарем в соборе Св. Петра.

Однако была ли Османская империя на самом деле настолько мощной, чтобы султан мог реализовать так далеко идущие намерения?

Во второй половине XVII века Турция достигла самых крупных в своей истории территориальных размеров. Она овладела восточной частью бассейна Средиземного моря, подчинила себе Марокко, побережья современной Эритреи, завладела Оманом, Азербайджаном, западом Ирана, захватила анклавы в Индии, расширила свои границы на Украине. Под ее властью находился весь Балканский полуостров, Малая Азия, Ближний Восток, страны Магриба ^[16], северное и восточное побережье Черного моря, Кавказ и далекий Йемен. Огромное государство занимало в сумме свыше 6 миллионов квадратных километров, в нем было около 30 миллионов жителей, то есть значительно больше, чем в самой населенной в то время в Европе Франции (около 20 миллионов). Военная мощь Османской империи издавна вызывала страх у ее соседей, ее финансовые доходы значительно превышали доходы любого из европейских государств, а Польши — более чем в десять раз. Несмотря на это, ее великолепие было кажущимся, оно содержало в себе знамение будущего упадка!

В течение XVI века Турция достигла пика могущества и во всех войнах шла от победы к победе. Однако уже к концу этого столетия она вошла в так называемую эпоху стагнации и оказалась на закате славы. В XVII веке отчетливо проступили первые симптомы кризиса, особенно проявлявшиеся в постоянно прогрессирующей девальвации денежной единицы и растущем дефиците султанской казны, в снижавшихся доходах от торговли, военных трофеях и дани, взимаемой с зависимых стран. Одновременно постоянно возрастали государственные расходы, особенно на содержание армии. Начали проявляться такие негативные тенденции, как торговля должностями и постами, крестьянские восстания, вызванные растущим социальным гнетом, распространение феодальной анархии, снижение безопасности на дорогах и торговых путях, возрастание разбоя и др. Центральные власти теряли авторитет, а местная администрация становилась все более зависимой от столицы. Общий упадок дисциплины привел к нарушению работы до того безотказно действовавшего административного механизма.

Постепенно нарастал кризис в сельском хозяйстве, лишавший государственную казну источников дохода. В Османской империи утвердилась система ленного владения землей. Поместья (тимары — небольшой или средней доходности, зеаметы — высокой доходности, хассы — самой высокой доходности) отдавались заслуженным воинам, военачальникам, государственным сановникам и членам семьи правителя. Владеющие этими ленными землями феодалы не являлись наследственными владельцами земли. Формально эти земли принадлежали султану, фактически же — обрабатывавшим ее крестьянам. Постепенно прогрессирующий кризис ленной системы, вытекавший из общего хозяйственного застоя и падения доходов в сельском хозяйстве, привел к снижению заинтересованности сипахов в своих владениях, к оставлению их, уходу в города или другие районы страны, к уклонению от воинской службы.

Из-за снижения доходов власти Порты стали систематически увеличивать размеры налогов, что нередко приводило к разорению крестьянских хозяйств. Результатом такой политики были крестьянские восстания, массовый уход людей в города или в другие районы страны, обезлюдение провинций, до того наиболее эксплуатируемых.

Ремесленничество, организованное по уже устаревшей цеховой системе, тоже оказалось в застое. Вредное влияние оказывало общее разложение в обществе, притеснения и злоупотребления со стороны знати, отсутствие чувства стабильности и законности. Узость внутреннего рынка ограничивала возможности сбыта ремесленных изделий, а растущая конкуренция со стороны французских, английских, голландских и итальянских товаров вела к вытеснению отечественной продукции. Османская империя постепенно становилась для более развитых европейских стран типичным колониальным рынком, поставляющим сырье в обмен на готовую продукцию, а дистанция, разделявшая уровень турецкого хозяйства и европейского, все увеличивалась. В ремесленничестве исключение составляли ткачество, кожевенная продукция и производство оружия, высоко ценившегося за границей, по-прежнему успешно развивавшееся.