Сорок лет среди грабителей и убийц - Иван Путилин Страница 4

Я перешел на другую сторону и стал следить. Они зашли в кабак, наскоро выпили по стакану и вышли, закусывая на ходу печенкой.

Один спросил:

— Ночевать где будешь?

— А в Вяземке, — ответил другой. — А ты?

— Я тут… С Лукерьей!

Они остановились у дома Вяземского, этой страшной в свое время трущобы, и распрощались.

Я тотчас вернулся в дом де Роберти и вошел прямо в квартиру Никитиной.

Она пила за некрашеным столом чай, со свистом втягивая его с блюдца.

Взглянув на меня, безучастно спросила:

— Чего, милый человек, надо?

Я невольно рассмеялся.

— Не узнала?

Она оставила блюдце и всплеснула руками.

— А вот те Христос, не признала! Ваше благородие! Вот обрядились-то! Диво!

— За делом к тебе, — сказал я. Она тотчас приняла степенный вид и, выглянув в сени, старательно закрыла дверь.,

— Что прикажете, ваше благородие?

— У тебя сейчас двое были, вещи продали, — сказал я. — Покажи их!

Она кивнула головой, беспрекословно подошла к сундуку и показала мне вещи.

Я аж задрожал, как ищейка, напавшая на след: это были довольно старый полушубок и извозчичий кафтан с жестяной бляхой! Чего лучше! Предчувствие меня не обмануло, я напал на след!

Но затем наступило разочарование.

— Пятерку дала, — равнодушно пояснила мне Никитина. — Али краденые?

— Другое-то разве несут к тебе? — сказал я. — Ну, вещи пока что пусть у тебя будут, только не продавай их. А теперь скажи, кто тебе их принес?

Она подняла голову и спокойно ответила:

— А пес их знает. Один через другого, мало ли их идет. Я и не спрашиваю!

— Может, раньше что приносили?

— Нет, эти в первый раз.

— А в лицо запомнила?

Она покачала головой.

— И в лицо не признаю. Один-то совсем прятался, в сенях стоял, а другой все рыло воротил. Только и видела, что рыжий. Да мне и в мысль не приходило разглядывать.

Я смущенно вздохнул.

— Ну, так пока что хоть вещи побереги!

И вот на это-то происшествие я и намекнул Келчевскому.

Несомненно, я напал на след, это ясно. Но вместе с тем у меня в руках не было еще никакого материала. Тем не менее я решил отыскать этих людей, стал их выслеживать, и седьмого января удалось арестовать молодцов, обвинив их в продаже тулупа и армяка.

Келчевский взялся их допросить.

Один из них, рыжий, здоровый парень с воровской наглой рожей, назвался государственным крестьянином Московской губернии Александром Петровым, а другой — мещанином Иваном Григорьевым.

Заявили они, что ходят без дела, ищут места, а что до Никитиной, то никакой такой не знают и никаких вещей ей продавать не носили. Уперлись на этом, и конец.

Мы их посадили, а я занялся проверкой паспортов. Они оказались в порядке.

Вызывали Никитину. Не знаю, боялась ли она в самом деле, только не признала ни того, ни другого.

Между тем уверенность, что это именно одни из «душителей», была во мне так крепка, что передалась и Келчевскому. Тот продолжал держать их в тюрьме.

Время шло. Я продолжал свои поиски, но безуспешно. Мои арестанты сидели, Келчевский безуспешно допрашивал их. А убийства с удушением продолжались.

Я уже начал падать духом, как вдруг опять случай пришел мне на помощь.

* * *

Однажды я присутствовал при допросе Келчевским старого рецидивиста Крюкина по делу о шайке грабителей, орудовавших в то же время в Петербурге. Надо сказать, что Келчевский знал свое дело блестяще, и именно ему я обязан своим умением добиваться признания. Несколькими словами он мог сбить с толку допрашиваемого и узнать правду. Так и в этот раз.

— Плохо твое дело. Я бы, пожалуй, помог тебе, если бы и ты нам помог, — сказал он Крюкину.

Лицо Крюкина оживилось надеждой.

— Чем, ваше благородие?

— Где, с кем сидишь?

— Нас много, восемь!

— А Иванов с тобой?

— Душитель-то?..

Я чуть не подпрыгнул, но Келчевский сохранял полное спокойствие. Он кивнул и сказал:

— Он самый! Узнай у него, скольких он удушил и с кем…

Крюкин покачал головой.

— Трудно, ваше благородие! Действительно, говорил, что душит и вещи продает, а больше ничего. Мы его даже спрашивали: как? А он выругался и говорит: «Я пошутил». Ребята сказывали, что знают его, ну а как и что подлинно, никто не знает.

— Ну, а ты узнай! — сказал ему Келчевский и отпустил.

— Значит, наша правда! — воскликнул я, едва грабителя увели.

Келчевский засмеялся.

— Наша! Я давно это чувствовал, да конца веревки в руках не было. А теперь все дознаем.

— Вызвать Иванова?

— Непременно!

Он тотчас написал приказ, чтобы к нему доставили из тюрьмы Иванова. Через полчаса перед нами стоял этот Иванов. Нагло улыбаясь, он отвесил нам поклон и остановился в выжидательной позе.

— Ну, здравствуй, — сказал ему ласково Келчевский. — Что, сидеть еще не надоело?

Этот допрос происходил второго апреля, и, значит, Иванов сидел без малого три месяца.

Иванов передернул плечами.

— Известно, не мед, — ответил он. — Ну, да я знаю, что господа начальники и смилостивятся когда-нибудь.

Келчевский покачал головой.

— Вряд ли! Суди сам, Петров говорит, что ты душил извозчиков, а я тебя вдруг отпущу!

— Петров?! Ах, он… — воскликнул Иванов.

— Что Петров, — продолжал Келчевский. — Ты сам говоришь то же…

— Я?

— Ты. Крюкину говорил, Зикамский и Ильин тоже слышали. Хочешь, позову их?

— Брешут они. Ничего я такого не говорил.

— Позвать?

— Зовите. Я им в глаза наплюю.

— А что от этого? Все равно сидеть будешь. Поймаем еще двух-трех — они не дураки. Все на тебя накляпят, благо, уже сидишь. Петров-то все рассказал…

Иванов стал горячиться.

— Что рассказал-то? Что?

— Сказал вот, что вещи продавали…

— Ну, продавали, а еще что?

— Что ты душил…

— А он? — закричал неистово Иванов.

— Про себя он ничего не говорил. Ты душил и грабил, а продавали оба, — спокойно ответил Келчевский.