Судьба короля Эдуарда - Эмиль Людвиг Страница 4

Два брата, старшие дети Георга, начали подготовку к предстоящему им жизненному поприщу на флоте, но не получили того образования, какое предполагалось им дать: первый не задержался на морской службе из-за начавшейся мировой войны, другой из-за болезни. Ни тот, ни другой не стали моряками, но оба стали королями. Вновь создалась ситуация, не позволяющая должным образом подготовить наследника: неумолимая судьба разрушает тщательно разработанный план, выставляя на его пути препятствия. Каковы же они? Во-первых, это внешние обстоятельства, а во-вторых — непокорный характер наследника.

Младший, Альберт, годен был к несению службы гораздо в большей степени, чем Эдуард. Твердость характера, ровная и спокойная натура, унаследованная от отца, казалось, предназначали его к профессии моряка так же, как и самого Георга V. После смерти старшего брата Георг с огромным сожалением сменил морской простор на гнетущую тесноту дворцовых коридоров и столичных улиц, и образ жизни правителя страны был для него крайне обременителен.

Но когда принц Уэльский Георг внезапно стал престолонаследником, он как отец обязан был считаться с вероятностью того, что его второй сын, возможно, тоже когда-нибудь займет трон, как это случилось с ним самим. Поэтому он готовил обоих сыновей править страной, но, давая им образование, не забывал о том, что тот или иной род занятий может усугубить природные слабости каждого из них: нервная натура старшего требовала воспитания спокойного и последовательного, а более уравновешенного младшего мальчика следовало бы увлечь живой, практической деятельностью.

Когда в пятнадцать лет принца Эдуарда вырвали из привычной обстановки, лишив спокойной атмосферы домашних уроков, общества брата и воспитателя, и отправили в школу, где он находился в окружении сотни других курсантов, восприимчивый и впечатлительный мальчик первое время, должно быть, испытывал ужас. Это была совсем не та вольная жизнь на корабле, по которой тосковал его отец, — в военно-морском училище все было подчинено жестким правилам. Как во всех военных училищах мира, правила эти в равных долях состояли из разумных требований дисциплины, своеобразно понимаемых законов товарищества и, наконец, глупости. А воспитаннику королевской крови приходилось сносить еще одну тяготу — оправдывать собственный титул и принадлежность к могущественному роду.

Королевская семья хотела идти в ногу со временем и следовать принципам демократии. Поэтому требовалось, чтобы принц-наследник был обычным мальчиком среди ста других одетых в одинаковую форму ребят, ничего особенного, и никаких поблажек ему не полагалось; категорически утверждалось равенство, которым его учителя и королевская семья по-своему даже гордились. Однако вместе с тем оставалось очень важным, чтобы Эдуард помнил, что после достижения совершеннолетия он будет призван играть роль не последнего из воспитанников морского училища, а первого адмирала королевского флота.

Здесь, в Осборне, на острове Уайт, принц жил в маленьком коттедже вместе с дюжиной других курсантов, каждое утро вскакивал с постели в половине седьмого утра, делал гимнастику, после завтрака, состоящего из какао с галетой, отправлялся на урок математики, географии, химии или механики. Таким образом, весь день в течение почти всего года он был лишен возможности проявить свою индивидуальность, поскольку все время, свободное от занятий и отведенное для развлечений и отдыха, было расписано столь же строго.

Ему снова пришлось стать принцем, когда в Осборн прибыл с визитом русский царь с сыном и попросил показать ему виллу старой королевы. Итак, сегодня курсанта Эдуарда старшие товарищи обливают красными чернилами, если при входе в класс он не уступает им дорогу, сегодня ему объясняют, что он должен отступать в сточную канаву, если мальчики из старшего класса идут ему навстречу по тротуару. Однако на другой день он — потомок королей, чьи мраморные бюсты стоят на итальянской вилле ^[5]. Он слышит шелест кедров — под ними Виктория любила пить чай со своими фрейлинами. Высокие деревья словно рассказывают ему историю его семьи, рассказывают о временах ее могущества и упадка, о том неясном будущем, какое, собственно, он сам и должен будет воплотить. Да, в качестве моряка он был виновен в малейшем нарушении устава, но старшие товарищи вешали изображение Эдуарда на оконном переплете, не забывая при этом осыпать его насмешками, потому что из окна виднелся замок, где Кромвель держал в заточении его предка короля Карла I.

Все, что чуть позже он пережил в Дартмут-колледже ^[6], не слишком отличалось от его ощущений в пору обучения в Осборне: вместо простого маленького коттеджа он жил в большом и мрачном здании, где стенные часы строго отмеряли время вахты; курсанты вставали, правда, в семь утра, а не в половине седьмого. Поскольку современное мореплавание перестало быть искусством и приключением, превратившись в науку, изучению инженерного дела и физики курсанты уделяли больше часов, нежели постижению мореходных премудростей. Здесь принц Эдуард не чувствовал себя счастливей. Так, в постоянном напряжении и беспокойстве, подросток, отличавшийся тонкой и впечатлительной душой, провел два года. Не отпускавшее его чувство настороженности иногда унижало его, но иногда и заставляло совершать подвиги. На шестнадцатом году жизни серьезное выражение лица, заметное на его детских портретах, сменяется печальным, причем настолько, что поражает гостей училища. Один из них вспоминает: играли забавную пьесу, но Эдуард в маске и парике стоял прямо посередине хора и даже не улыбался, хотя вокруг все смеялись.

В Дартмуте, как, впрочем, и в его окрестностях, было нечто идиллическое; только пейзаж, к сожалению, контрастировал с жизнью.

Волнистая равнина тянулась до горизонта; кругом простирались безмятежные обширные зеленые пастбища, где изредка виднелись заросли боярышника. Кое-где на полях или под тенистыми липами на берегу ручья можно было заметить пасущуюся скотину. Просторы Дартмута были открыты солнцу. Осенью здесь в зарослях цветущего вереска вскачь неслись охотники, преследуя лисицу, а летом ослепительно-солнечно желтел дрок, между ветвями которого мелькали синие и серебряные проблески: там лежало море, то тихое, то опасное — символ Англии. Оно — за каждым холмом, у подножия каждого склона.

От одной серой колокольни до другой среди кустарника вьются дороги. Вокруг деревень стоят стога, но живописные рощицы на пастбищах, там и тут разбросанные одинокие дубы и пышные каштаны на холмах делают эту уютную местность похожей на парк, где не заметны следы упорного многолетнего труда и расчетливого крестьянского хозяйствования.

Здесь есть даже леса, где между деревьями мелькают фиолетовые или красные цветы высокого рододендрона, где под папоротниками прячутся фазаны. У стен сельских домов поднимается дельфиниум и стелется гелиотроп, рядом цветут розы. Но царят в этом изысканном ландшафте помещичьи усадьбы, сверкающие белизной зданий на зеленой траве. В их прудах плавают лебеди, а длинные аллеи погружены в тень густой листвы. Серые церкви с прямоугольными колокольнями дремлют возле кладбищ, заросших кустами роз, и на холме всегда высится небольшой белый указатель со стрелкой, направленной в сторону моря, если только синяя водная гладь не видна уже невдалеке между лугами.