Пушкин и императрица. Тайная любовь - Кира Викторова Страница 4
Пушкин и императрица. Тайная любовь - Кира Викторова читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
И здесь на полях, слева у приведенных стихов, Пушкин рисует стоящего Наполеона, «с нахмуренным челом, с руками, сжатыми крестом». («Евгений Онегин», II гл.)
Этот графический комментарий автора, относя события стихотворения 1828 г. ко времени наполеоновских войн, опровергает тем самым все домыслы о вдохновительнице стихотворения – графине М. Мусиной-Пушкиной, «жившей долго в Италии» и возвратившейся в Россию в 1828 г.
Безусловно, доверяясь слухам современников, биографы поясняют сложную структуру финальных стихов:
следующим образом: «У Марии Мусиной-Пушкиной в это время был маленький сын». Но, «заказывая» Рафаэлю портрет своей «Марии», Пушкин видит «младенца-бога» не вообще и не в «колыбели», а именно на руках Марии! То есть речь идет о шедевре Рафаэля – Марии с младенцем на руках – «Сикстинской мадонне», находящейся в Дрезденской галерее с 1754 г. Из этого следует, что «Людмила» видела «чудеса святых искусств» не только в Италии, но посетила и Германию [9].
Посетив Дрезденскую галерею, Елизавета Алексеевна заказала для себя копию с поразившей ее «Сикстинской мадонны» и, украсив ею стену своего кабинета в Зимнем дворце, являлась «зрителем одной картины», как свидетельствует гравюра из собрания П. Я. Дашкова. Не отсюда ли льется первоисточник «Мадонны»: «Не множеством картин старинных мастеров…»?
Описание желаемой картины:
полностью совпадают с композицией «Сикстинской мадонны» Рафаэля. По свидетельству П.П. Вяземского (Собр. соч. СПб. 1983, с. 520–521), Пушкин говорил, что стихи «Мадонна» «сочинены им для другой женщины» {то есть не для Наташи Гончаровой), и что ими отмечено «одно обстоятельство в своей жизни».
«Суд» современников о вдохновительнице стихотворения ошибочен не только потому, что гр. Мусина-Пушкина не обладала характерными чертами «северной» красоты пушкинской «Людмилы» – золотом кудрей и голубыми «небесными» глазами, но и по той простой причине, что Мусина-Пушкина не могла возбуждать тех восторгов толпы народа и приветственных криков, о которых свидетельствуют стихи Пушкина.
Возвратимся к грациозности образа «Людмилы – Рогнеды – Эльвины».
Приведенные реалии портретных черт героини стихотворения 1828 г. являются поэтическими «двойниками» образа женщины, о которой поэт разговаривает с книгопродавцом в 1824 г. и которую вспоминает в финальных стихах поэмы «Бахчисарайский фонтан» и в VII главе. «Евгения Онегина».
Этот параллелизм мыслей и образов, базирующийся на словесных повторах, приводит к догадке, что вдохновительницей всех вышеприведенных стихотворений, включая «Измены» 1815 г., была одна и та же женщина, уехавшая из России в 1813 г. и возвратившаяся в Россию 28 ноября 1815 г. – то есть Елизавета Алексеевна.
За подтверждением гипотезы обратимся к фактологии истории. В «Летописи» за 1865 г. № 37, в статье «Пятьдесят лет назад» {с. 269–272) помещены «Краткие записки» участника Отечественной войны 1812 г. и похода 1814–1815 гг. – адмирала А.С. Шишкова, идеолога «Бесед любителей русского слова», с которым Пушкин был лично знаком и не раз упоминал его в своих стихах.
Вспоминая о восторге, с каким Елизавета Алексеевна была встречена в Европе, Шишков пишет: «Из русских императриц Елизавета была тогда первая в чужих краях, везде ее встречали с торжеством, бегали за нею толпами и кричали: «Ура! русская императрица Алексеевна!» (См. относящуюся к 1814 г. гравюру «Мир Европы», где Елизавета Алексеевна ведет за собой Александра I с оливковой ветвью в руке.)
К сказанному Шишковым следует прибавить, что, будучи в Германии, Елизавета Алексеевна посетила Гете и имела с ним беседу [10].
Думается, что первый эпиграф к стихотворению 1828 г. «Кто знает край…» – песенка Миньоны из «Вильгельма Мейстера» «Kennst du das Land» – связан с этим посещением. Отголоски призыва златокудрой Миньоны читаются в вариантах стихотворения 1828 г. «Волшебный край, любимый край Эльвины» и в стихотворении «Разлука», рукописную редакцию начала которого: «Для берегов чужбины дальней ты покидала край родной…» – Пушкин думал поместить в сборнике стихотворений под 1828 г.
Стихотворение приписывается разлуке с Амалией Ризнич, чему противоречит «край мрачного изгнанья» – определение, которое никак нельзя отнести к городу, где «все Европой дышит, веет, Все блещет югом и пестреет Разнообразностью живой», – Одессе, откуда Ризнич уехала в Италию после отбытия Пушкина в Михайловское в августе 1824 г.
Краем мрачного изгнанья с полным основанием можно считать Михайловскую ссылку 1824–1826 гг.
Второй эпиграф: «По-клюкву, по-клюкву, по-ягоду по-клюкву», который исследователи относят к «капризам» М. Мусиной-Пушкиной, «раз спросившей себе клюквы в большом собрании», – имеет «странное сближение» с тем «малым островом», который «пестреет зимнею брусникой» – то есть ягодой, дозревающей под снегом, – клюквой, стихотворения Болдинской осени «Когда порой воспоминанье…».
Об их глубокой внутренней связи свидетельствуют и переработанные стихи 1828 г. «Кто знает край…», вписанные в стихотворение 1830 года:
Итак, светлые, мажорные мысли о «волшебном, любимом крае Эльвины» обернулись для Поэта, по какой-то причине, «отдаленным страданием», «воспоминанием, грызущим сердце в тишине», заставляюпщм стремиться уже к «студеным, северным волнам».
О том, почему произошло это качественное изменение, речь пойдет ниже, а сейчас продолжим разбор так называемого Бакунинского цикла элегий.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии