Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции - Алексей Толпыго Страница 4

У маркиза Виктора Мирабо с женой было 11 детей, из которых выжили пятеро. В 1749 году маркиза Мирабо родила очередного ребенка. Роды были трудными, и мальчик родился на свет уже несколько изуродованным: у него была непропорционально огромная голова, вывернутая нога и уздечка на языке. Боялись, что он так и не научится говорить, но страхи оказались напрасны: научился, да еще как! Мальчика, которому предстояло затмить славу отца, назвали Оноре Габриэлем.

Отец, знавший, что в роду Мирабо рождаются одни красавцы, был горько разочарован, и это разочарование сыграло решающую роль в жизни Оноре Габриэля, а может быть, правильнее сказать – в судьбах Франции. В три года – новое несчастье: оспа, которая тогда не щадила никого. Рябым был, к примеру, также и «Мирабо простонародья» – Жорж-Жак Дантон; но Оноре Габриэль был изуродован оспой сильнее других, поскольку ребенка крайне неудачно лечили, и лицо его превратилось в какую-то страшную рожу. «Твой племянник уродлив, как отпрыск Сатаны», – писал Виктор Мирабо своему брату Бальи. И в дальнейшем он крайне отрицательно и пристрастно относился к старшему сыну, предпочитая ему второго сына – Бонифация виконта Мирабо, вошедшего в историю под прозвищем Мирабо-Бочка.

А между тем мальчик рос невероятно способным ко всему – к наукам, к добру и к злу, к злу особенно. Его брат Бочка позже говаривал: «В другой семье меня бы считали человеком умным и порочным. Но когда меня сравнивают с братом, меня считают относительно добродетельным, но зато дураком».

Однако отец не желал видеть в старшем сыне никаких достоинств, одни недостатки, которые были, были! К пятнадцати годам юному Мирабо уже угрожает исправительный дом, причем, по мнению отца, «его необъяснимое умственное расстройство неизлечимо». Идею насчет исправительного дома еще можно оправдать, но мнение об «умственном расстройстве» понять очень трудно. В 1768 году юноша попадает в крепость – в первый, но далеко не в последний раз – по просьбе отца, который вытребовал для этого специальное «королевское письмо». Об этих письмах надо сказать несколько слов.

Словосочетание lettre de cachet не имеет русского аналога, их называют «закрытыми письмами», «личными королевскими приказами» и еще как-то. Мы позволим себе назвать их «королевскими письмами», по такому письму во Франции можно было арестовать и отправить в тюрьму любого человека без предъявления обвинений. Ими широко пользовались многие аристократы, которым сравнительно легко было добиться подобного письма. Но маркиз Мирабо был в этом отношении уникален: за свою долгую жизнь он раздобыл около 40 «королевских писем» против своих жены и детей. Сам он как-то раз с черным юмором добродушно рассказывал о себе:

«Я встретился со своим другом, которого не видел 20 лет; у нас состоялся с ним следующий разговор:

– Закончен ли ваш процесс с госпожой маркизой? – любезно спросил меня друг.

– Я его выиграл, – гордо ответил я.

– Где же она?

– В заточении.

– А ваш сын?

– В заточении.

– А ваша дочь из Прованса?

– В заточении.

– Что же, вы взяли на себя заполнение острогов?

– Да, сударь, и будь вы моим сыном, то давно были бы там же…»

Кстати, мать Мирабо тоже была редкой сутяжницей, список судебных дел маркизы Мирабо насчитывает более 60 номеров. Стоит упомянуть, что во время своих бесконечных тяжб с мужем она среди прочего обвинила его в том, что он заразил ее болезнями, которые наверняка происходили не из чистого продукта. Этот каламбур не просто развеселил всю Европу: он надолго скомпрометировал и понятие чистого продукта, да и всех физиократов заодно.

Итак, в 1768 году молодой Мирабо впервые становится «государственным заключенным»: по «королевскому письму» молодой человек отправлен в крепость на остров Ре.

Оноре быстро очаровал губернатора острова, да и всех его подчиненных. Настолько, что через несколько месяцев происходит неординарное событие: узник крепости становится французским офицером и отправляется воевать на Корсику. В боях он отличился и получил звание капитана драгунов, а по окончании военных действий – заслуженный отпуск. К отцу он на всякий случай не поехал; поехал к его младшему брату, своему дяде Бальи Мирабо.

Тот раньше слышал (вернее, читал в письмах) только самые нелестные отзывы о племяннике от брата. Но, увидев юношу, он разобрался в нем намного лучше, чем родной отец. Об этом говорит его письмо маркизу: «Если он не будет хуже Нерона, то станет лучше Марка Аврелия ^[12], так как никогда еще я не встречал такой сильный ум… Или это будет величайший обманщик вселенной, или самый великий деятель Европы, способный стать Римским Папой, министром, генералом на суше или на море, канцлером или замечательным сельским хозяином».