Лаврентий Берия. О чем молчало Совинформбюро - Александр Север Страница 4

Положительный ответ на этот вопрос советская внешняя разведка дала Лаврентию Берии еще осенью 1941 года. На 96-й день Великой Отечественной войны он прочел «Справку на № 6881/1065 от 25.IX.41 г. из Лондона». Она начиналась такими словами:

«„Вадим“ (резидент советской внешней разведки в Лондоне Анатолий Вениаминович Горский. – Прим. авт.) передает сообщение „Листа“ (агент советской разведки Дональд Маклейн, один из членов легендарной „кембриджской пятерки“) о состоявшемся 16.IX.41 г. заседании Комитета по урану. Председателем совещания был „Босс“.

На совещании было сообщено следующее.

Урановая бомба вполне может быть разработана в течение двух лет, в особенности, если фирму „Империал Кемикал Индастриз“ обяжут сделать это в наиболее сокращенный срок…»

А заканчивалось «Справка» такими словами.

«Комитетом начальников штабов на своем совещании, состоявшемся 20.IX.41 г., было вынесено решение о немедленном начале строительства в Англии завода для изготовления атомной бомбы.

„Вадим“ просит дать оценку „Листа“ по урану». [18]

Этот документ, «Справка на № 7073, 7081/1096 от 3.X.41 г. из Лондона» («Справка 1-го Управления НКВД СССР о содержании доклада „Уранового комитета“, подготовленная по полученной из Лондона агентурной информации»), два доклада «Научно-совещательного комитета при Английском комитете обороны по вопросу атомной энергии урана», а также переписка по этому вопросу между руководящими работниками комитета, были направлены наркомом внутренних дел Лаврентием Берией начальнику 4-го спецотдела НКВД СССР майору госбезопасности Валентину Кравченко. Последний внимательно изучил все полученные материалы и рекомендовал провести два мероприятия.

«1) Поручить заграничной агентуре 1-го Управления НКВД СССР собрать конкретные проверенные материалы относительно постройки аппаратуры и опытного завода по производству урановых бомб;

2) создать при ГКО СССР специальную комиссию из числа крупных ученых СССР, работающих в области расщепления атомного ядра, которой поручить представить соображения о возможности проведения в СССР работ по использованию атомной энергии для военных целей». [19]

Из-за сложной обстановки на фронте предложенные мероприятия удалось реализовать только в марте 1942 года.

Хотя к этому времени отдельные советские разведчики уже начали собирать информацию по американскому атомному проекту. Например, Григорий Хейфец (оперативные псевдонимы «Харон» и «Гримериль») с ноября 1941 года по ноябрь 1944 года занимал пост резидента легальной резидентуры в Сан-Франциско (США) и принимал активное участие в разведывательном обеспечении советского атомного проекта. [20]Понятно, что речь идет о поиске новых источников информации и вербовке агентуры. Для этого он использовал связи своей любовницы Луизы Брэнстен, контакты функционеров компартии США и агента-групповода Айзека Фолкоффа (оперативный псевдоним «Дядя»), который сотрудничал с советской разведкой еще с двадцатых годов.

В декабре 1941 года Григорий Хейфец установил доверительный контакт с будущим руководителем американского атомного проекта Робертом Оппенгеймером. По данным ФБР, Айзек Фолкофф пытался организовать встречу между ученым и неким «Томом», высокопоставленным офицером советской разведки. [21]Также известно, что Луиза Брэнстен в годы Второй мировой войны содержала светский салон, где происходили встречи между сотрудниками резидентуры советской разведки, их агентурой и людьми, интересовавшими Москву. Среди посетителей был и Роберт Оппенгеймер. [22]

Родина высоко оценила вклад Григория Хейфеца в советскую атомную программу – наградила орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги». Напомним, что подчинялся он Павлу Фитину – начальнику внешней разведки. А тот, в свою очередь, – Лаврентию Берии.