Штрафбаты Гитлера. "Живые мертвецы" Вермахта - Андрей Васильченко Страница 4

Испытание на фронте должно было дать осужденным на тюремное заключение возможность «в своей или другой воинской части» доказать свое мужество и «вновь получить почетную возможность носить оружие, дабы защищать немецкий народ». Только таким образом провинившийся мог заслужить прощение. Однако если сохранение дисциплины предполагало принятие более строгих мер (в особенности когда речь шла о сохранении боеспособности части) «судья мог вынести приговор о переводе в штрафной лагерь».

Направление в штрафные лагеря стало еще одной формой наказания провинившихся. Что она подразумевала, наглядно иллюстрирует приказ Германа Геринга, отданный 17 ноября 1939 года: «Опыт мировой войны показывает, что подлецы и трусы нередко специально попадают под действие штрафных санкций, дабы спасти свою жизнь и оказаться в безопасном месте в тылу. Подобные трюки прекратятся, если вплоть до окончания войны не будут назначаться наказания в виде заключения в тюрьму. Осужденные должны на протяжении всей войны пребывать в штрафных лагерях, где столкнутся с самыми тяжелыми условиями существования. Время пребывания в штрафном лагере не будет засчитываться в срок отбывания тюремного наказания, которое наступит лишь после окончания войны».

3 ноября 1939 года Верховное командование Вермахта присовокупило к трем уже существующим военным тюрьмам (Гермерсхайм, Глац и Торгау) «Положение об использовании» штрафных лагерей. Оно регламентировало создание трех «штрафных лагерей» в непосредственной близости от линии фронта, которые рассматривались как места отбывания наказаний, кои предшествовали попаданию в тюрьму Вермахта. В частности, в этом документе предписывалось: «Пребывание в штрафном лагере, включая штрафное лагерное отделение тюрем Вермахта, не засчитывается как срок отбывания тюремного наказания. Следовательно, оно является не исполнением наказания, а только лишением свободы на неопределенный срок… С оказавшимися в штрафном лагере заключенными надо обращаться предельно строго. Подобное обращение должно оказать продолжительное устрашающее действие на небезопасные элементы в воинских частях и противодействовать попыткам уклоняться от воинского долга посредством отбывания тюремного заключения. Только лишь в исключительных случаях, когда осужденные демонстрируют полное изменение во всем, комендант лагеря может предложить военному судье отменить приговор о пребывании в штрафном лагере… Заключенные носят униформу соответствующей части Вермахта без эмблем, погон, кокард и нашивок… В исключительных случаях разрешается частная переписка, но не чаще одного отправленного письма за полтора месяца… Арестантов надо привлекать к тяжелому физическому труду, по возможности имеющему прямое или опосредованное значение для защиты рейха… Рабочий день должен составлять 10–14 часов. Перерывы в рабочем времени для принятия пищи надо рассчитывать с учетом наличия дневного освещения. В воскресенье и праздники рабочий день должен длиться не менее 4 часов… Наряду с работой ежедневно надо проводить строевую подготовку (без оружия), приучая тем самым арестантов к дисциплине. Строевая подготовка должна проводиться перед началом и после окончания работ. Если рабочее время не было полностью употреблено, то оно должно быть компенсировано строевой подготовкой. Арестанты не должны иметь возможности читать книги и прочую литературу. Настольные игры и прочие развлечения запрещены. После окончания работы в помещениях выключается искусственный свет… Любые дисциплинарные нарушения должны караться со всей строгостью, в том числе не надо бояться применения оружия… если арестанты не зарабатывают никакой оплаты труда и денежного содержания, то должны получать 70 % минимального продовольственного пайка (650 г хлеба ежедневно)».

Очевидно, в Верховном командовании Вермахта исходили из того, что этот двойственный принцип штрафного наказания в условиях временного отказа от тюремного заключения не соответствовал насущным задачам армии. Во всяком случае, направленное в тюрьмы Вермахта письмо заканчивалось словами: «Начальникам штрафных лагерей в срок до 1 декабря 1940 года представить короткие донесения о наработанном опыте и предложения об изменении существующих предписаний». Что касается наказания с целью прохождения «испытания», то правовой отдел Вермахта в течение 1940 года прислал своих представителей на передовую, которые выяснили — подобные действия «оправдали себя во время польского похода, где группы штрафников имели прямое столкновение с противником». Подчеркивалось, что «многие из арестантов искупили свои преступления, продемонстрировав необычайную смелость». Следовательно, их действия служили основанием для помилования, что было предусмотрено §§ 112–116 Военно-уголовного судопроизводства, части VI («Право на помилование»).

Разумеется, стали возникать проблемы. В частности, они были связаны с теми участками и временными периодами, где и когда не происходило никаких непосредственных боевых действий. В процитированном выше документе правового отдела Вермахта по этому поводу сообщалось: «Для большей части Вермахта принципиальное назначение суровых наказаний не было правильным. Они применимы там, где действительно возможно истинное искупление вины через проявление смелости, но не там, где правосудие Вермахта является пустой формальностью. Подобное впечатление усугублялось повсеместно распространенным мнением, что после окончания войны все арестанты попадут под действие амнистии».

Следствием подобных настроений был очевидный рост преступности и ослабление военной дисциплины. В итоге число совершенных служащими Вермахта преступлений и правонарушений выросло с 7065 (период с 28 августа по 31 декабря 1931 года) до 7916 только за первый квартал 1940 года. В части «гражданских преступлений и самовольных оставлений части» рост составил 48 %, что в абсолютных числах выглядит следующим образом: с 2935 до 4338. Чтобы противодействовать этой негативной динамике, требовались более гибкие и эффективные методы. Имеющейся модели «испытание» и «изоляция» оказывалось явно недостаточно. После войны бывший генеральный судья Имперского военного суда Эрих Латтманн вспоминал по данному поводу: «Поддержание дисциплины, коя после польской кампании была сильно ослаблена, делало необходимым применять все виды наказаний, включая лишение свободы, которые могли бы применяться в мирное, спокойное время». Между штрафным лагерем, предназначенным для самых тяжелых, «трудно воспитуемых» случаев, и отбыванием наказания в виде «испытания фронтом» оказались изменения, внесенные в мае 1940 года в § 104 Военно-уголовного судопроизводства, которые предусматривали возможность полного или частичного лишения свободы. Эти изменения в системе исполнения наказаний привели к определенной разгрузке тюрем Вермахта. Как вспоминал Карл Зигфрид

Бадер, один из сотрудников данных тюрем: «При реальном отсутствии случаев освобождения из тюрем осужденных даже за небольшие провинности возникала реальная угроза их переполнения». Круг тех, кто должен был содержаться в исправительных лагерях, был четко очерчен: «бывшие осужденные за тяжкие преступления, не поддающиеся исправлению даже после отбывания наказания, угрожавшие дисциплине в воинских частях, уклонисты, мятежники, гомосексуалисты». По состоянию на 31 июля 1940 года в тюрьмах Вермахта находилось 7746 арестантов. Почти каждый четвертый из них был направлен в исправительные лагеря. До этого момента фактически любые приговоры армейским чинам по лишению свободы означали попадание в тюрьму. Для попадания в тюрьму было необходимо несколько факторов. Согласно § 31 армейского уголовного кодекса военные суды при вынесении смертного приговора и приговора о тюремном заключении (в редких случаях кастрации) должны были лишить провинившегося воинского звания и исключить из рядов Вермахта. «Недостойные военной службы», выбыв из рядов вооруженных сил, автоматически попадали под действие гражданской юстиции. Соглашение между Верховным командованием Вермахта и Имперским министерством юстиции предусматривало, что подобных людей надо было интернировать в арестантские лагеря, весьма напоминавшие концентрационные. В офицерских кругах Вермахта считали, что отбывание тюремного заключения в «болотных лагерях» по реке Эмс было «несравненно эффективнее», чем пребывание в обычных местах заключения.