Есенин - Виталий Безруков Страница 4

— Ну и кто же их прислал? Для какой цели? — спросил Велинов, всматриваясь в спину человека, которого он приметил еще у могилы Есенина и который вот уже несколько раз прошел мимо их машины, каждый раз перекладывая портфель из руки в руку, и всякий раз он оказывался повернут в сторону машины Хлысталова.

«Наружка! — отметил про себя Велинов. — За мной вряд ли, стало быть, за Эдиком. Ай-яй-яй! Неужели наша контора заинтересовалась полковником Хлысталовым? Очевидно, делом, которое расследует этот «Дон Кихот в милицейских погонах»».

Чувство опасности, приобретенное Велиновым еще в бытность свою военным атташе в Вене, скомандовало ему: игра нешуточная, пора закругляться.

— Что, что ты говоришь? — переспросил он. — Прости, задумался, прослушал.

Хлысталов недоуменно посмотрел на друга.

— А мне казалось, что ты весь внимание. — Пожал плечами. — Аноним не сомневался, что я увижу на снимках признаки насильственной смерти и дам ход делу, а он сам так и останется неизвестным.

— Думаешь, боится? Чего? — И Велинов снова глянул в окошко.

— Вашего ведомства… В нашей стране всегда хозяйничала ваша контора. КГБ.

— ФСБ, — поправил Велинов. — И время сейчас другое… — Нащупав ручку на дверце, он начал крутить ее, поднимая стекло.

Хлысталов, заметив предосторожность Алексея, засмеялся:

— Ой ли! ЧК остается ЧК, под какой бы аббревиатурой она ни скрывалась. Аноним, видно, помнит, как любого сомневающегося в «светлом будущем» вы отправляли в пермские лагеря или в спецпсих-больницы.

— А ты не боишься, — лукаво сощурился на Хлысталова Алексей.

— А я не боюсь! — простодушно ответил Хлысталов. — Отец так завещал.

— Кто-нибудь видел эти фотографии?

— Да, я показывал их друзьям по работе… криминалистам, экспертам… Все они советуют одно — мне необходимо изучить материалы уголовного дела по факту убийства Есенина.

— Советы давать легко… От меня-то ты чего хочешь, Эд?

Хлысталов на мгновение замолчал, как бы подыскивая нужные слова.

— Ты мой самый близкий друг, Алексей! Ты чекист! Для тебя Есенин, как и для меня, на всю жизнь! — Чувствуя, что это не убеждает Велинова, добавил: — И слово «Россия» для тебя не звук пустой! Не так ли?

— Не дави на психику, Эд, — прервал его Велинов. — Все, что я могу для тебя сделать, — это сказать правду, а не советовать, как твои коллеги… Не перебивай!

Голос его стал жестким, официальным, словно говорил он для третьего лица, которое и подслушивало.

— Вести частное расследование такого масштаба в нашей стране — дело абсолютно бесперспективное. Даже тебе, с большими правами в части допуска к закрытым, секретным документам. А наша контора, как ты выразился, не позволит тебе даже прикоснуться к тайне гибели Есенина… Если она вообще существует. В чем я сильно сомневаюсь как профессионал внешней разведки. — И уж совсем жестко добавил:

— И хотя нас связывает многолетняя дружба, не надейся получить через меня хоть какую-нибудь информацию. Дружба дружбой, а служба службой!

И глаза Велинова стали свинцово-серыми. От его слов повеяло репрессиями сталинских времен, когда предавали друзей, доносили даже на родственников.

У Хлысталова вновь защемило сердце, он скрипнул зубами.

— Ты чего, Эдик? Обиделся?

— На правду не обижаюсь, генерал Велинов!

— Плюнь ты на все! Сейчас поедем в ресторан, обмоем мою звездочку генеральскую, а заодно и день рождения нашего великого поэта.

— Я за рулем, Леша, да и не пью я совсем.

— Как? Совсем ничего? — искренне удивился Велинов.

— Совсем ничего. Сердце, Леша… прости, не могу.

— Эх, друг называется! — протянул разочарованно Велинов. — А я-то думал, устроим праздник. — Грянул на часы: — Я в «Арагви» столик заказал. А? Поедем?

Хлысталов застегнул ворот рубашки и затянул галстук.

— Будешь расследовать?

— Буду, Леша.

— Ну докажешь ты, что не самоубийство было! — сорвался на крик Велинов. — Что «заказали» его! Опубликуешь результаты своего расследования, напишешь брошюрку, я даже допускаю, что ее напечатают при нынешней свободе слова экземпляров эдак тысяч в пять. Но кому это надо, Эдик?

— Мне надо! — ответил Хлысталов сквозь крепко сжатые зубы. — И Ему надо!

— Кому Ему? Есенину? Да ему все равно, что творится на земле. А тебе зачем? Зачем в твои годы с твоим здоровьем ты ввязался во все это… Карьерой рискуешь!!! Ведь могу турнуть «по собственному желанию» начальства.

— Какая карьера, Леша? Всю жизнь я сыскарь. Честный мент, вот и все. Да и ухожу я с Петровки. Сам ухожу. И это будет мое последнее расследование.

— Ну, видно, у каждого своя судьба, — сдался Велинов.

— Согласен… Знать, судьба, что мне прислали эти фотографии, а не тебе. В меня верят. От меня ждут. И я постараюсь. Постараюсь!

— Старайся, Эдик! Старайся! Потомки оценят твою самоотверженность. Но! — Приблизившись вплотную к уху Хлысталова, Велинов прошептал: — Эдик, погляди в окно. Вон стоит «дятел», «топтун». То ли тебя пасет, то ли меня, сейчас проверим. — Он открыл дверцу, кряхтя вылез из машины, протянул руку. — Ладно, поехал я… гости ждут! Помни, я твой друг, что бы ни случилось. До свидания. — Отдал честь, махнул рукой: — К пустой голове руку не прикладывают. — Шутливо запел: «Я люблю тебя, Россия, дорогая наш Русь!» Проходя мимо отвернувшегося человека с портфелем, сильно толкнул его плечом. Тот пошатнулся, выронил портфель и чуть было не упал. Велинов и ему шутливо отдал честь: «Извините, не нарочно! Честное слово! Голова закружилась». И пошел, не оборачиваясь, к своей машине.

Человек торопливо подобрал портфель и заглянул внутрь.

— Козел, — прошипел он вслед Велинову.

Хлысталов переложил фотографии из конверта в кейс, бросил его на заднее сиденье, вышел из машины, аккуратно заперев дверцы, и направился к воротам, искоса наблюдая за человеком с портфелем. Тот, дождавшись, когда Хлысталов затерялся среди людей, быстро подошел к его «волжанке», чем-то открыл ее и, схватив конверт, мгновенно растворился в толпе. Когда Хлысталов через какое-то время вернулся к машине, ни конверта, ни человека с портфелем не было.

«Стало быть, «хвост» за мной», — он грустно улыбнулся, завел мотор и тронулся с места.

Продолжая изучать воспоминания современников, разыскивая людей, близких Есенину в последние годы жизни, Хлысталов часто вспоминал слова однокашника своего — Леши, генерала-разведчика: «Тема Есенина для посторонних закрыта». Однако, к счастью, находились и доброжелатели. Они оказались во многих архивах, спецхранах, музеях. Рискуя своей должностью, они подсказывали ему, какие дальнейшие шаги надо было предпринять в его благом деле. Никогда никому не называл он их имен, боясь причинить вред. Как бы испытывая свою судьбу, бросая ей вызов, Хлысталов всегда брал всю ответственность на себя.