Царь-девица - Всеволод Соловьев Страница 4
Царь-девица - Всеволод Соловьев читать онлайн бесплатно
И сказала злая баба при этом такое слово, которое и в мыслях-то повторить совестно.
Несколько дней словно лихорадка била Любу, и все росла и росла в ней любовь к далекой царевне.
«Царь-девица! Царь-девица!» — шептала она, вспоминая чудную сказку, когда-то давно слышанную ею от покойной няньки. И рвалось ее сердце к той Царь-девице, рвалось неудержимо.
А в то же время действительная ее жизнь становилась все хуже и хуже. Попала она в руки злой бабы — надсмотрщице, что за шитьем и вязаньем в перхуловском доме глядела. Злая баба поедом есть ее стала. Утром задаст урок, с которым никак нельзя справиться, к вечеру придет, видит, что не все готово — и начнется брань, попреки. И такой гадкий язык у бабы — как змеиное жало. Иное обидное слово до самой души прохватывает, а пожаловаться на надсмотрщицу нечего и думать. Она у Афимьи Лукьяновны в большой милости — слуга старая, верная, а на Любу и хозяйка, и дочери хозяйские косятся; так кто же ее обиду рассудит?
И терпела Люба, работала день-деньской не разгибаясь. А надсмотрщица все недовольна.
— Что же это, наконец, такое? — не вытерпев, как-то сказала Люба после брани злой бабы. — Я ли, кажется, не работаю, так не грех бы тебе, Ненила Сидоровна, разок добрым словом обмолвиться.
— Да, стоишь ты доброго слова!.. Колотушки ты стоишь — вот что! — ворчала старуха.
Кровь бросилась в голову Любе. Сама себя не помня, поднялась она во весь рост перед старухой. Глаза ее сверкали.
— Ну нет, холопка, не тебе бить меня!
— Ах, светы мои батюшки! — в свою очередь, багровея и трясясь от злости, накинулась на нее надсмотрщица. — Это я тебе холопка? Это я-то бить не смею? А вот увидишь!
Люба не успела отшатнуться, как получила сильный удар прямо в щеку.
Не говоря ни слова, кинулась она на старуху и, как щепку какую-нибудь, отшвырнула ее от себя в противоположный угол горницы.
Злая баба взвизгнула, бросилась вон, прямо к Афимье Лукьяновне и дорогой рвала на себе волосы и царапала лицо, чтоб появиться в более жалостном виде. Упала она госпоже в ноги: «Так и так», — рассказала все доподлинно о продерзостях Любашки и требовала себе защиты.
Афимья Лукьяновна приказала немедленно призвать к еебе Любу, но та не явилась.
Тогда она сама к ней отправилась.
Люба стояла, как бесом одержимая, с поленом в руках, очевидно, никого и ничего перед собою не видела и диким голосом кричала:
— Никто не подступайся, не то убью!
Афимья Лукьяновна побежала прямо к мужу.
Тот, узнавши в чем дело, взял с собою двух ражих людей; Любу, несмотря на ее безумное сопротивление, схватили и отстегали так, что она дня два не могла подняться с постели.
После этого прошла неделя — и вдруг в перхуловском доме объявилось, что Люба исчезла.
Все поднялись на ноги, стали искать ее, но нигде не находили. Порешили, было, что случилась такая беда: девка, видно, с дури да с сердцов утонилась в проруби.
Одно только казалось странным: все Любино белье, платье были налицо. Считали и пересчитывали — как есть все цело! И выходило так, что Люба скрылась из дому не только без шубки, но и без самой необходимой одежи. Может, надела чужое… Всех переспросили, все переглядели: все как есть цело — ничего не оказалось в пропаже.
Чудное дело: выбежала девка в зимнюю морозную ночь топиться, выбежала в чем мать родила на свет Божий, и никто не видал, как она бежала!.. Нет, тут что-то неладно! Уж не сам ли дьявол ее сцапал?
Это предположение оказалось самым подходящим и на нем остановились…
У опушки густого, на десятки верст раскинувшегося бора, недалеко от дороги московской, верстах в двадцати пяти от Суздаля приютилась избенка. Чернеется она, будто гриб какой, среди яркого снега, озолоченного солнцем. Кругом тихо. Неподвижно, как каменные изваяния, стоят вековые сосны. Молчит лесная птица. Не подает голосу домашняя скотина под навесом. Только легкий дымок струится над избою, поднимается к ясному, розовато-голубому небу и незаметно исчезает в безветренной высоте.
Но вот скрипнула дверца избушки, на пороге показались старик и молодой парень.
Парень в толстом зипуне, теплых валенках, в меховой шапке, за спиною у него котомка небольшая из толстой холстины.
Старик что-то толкует парню, показывает руками на дорогу.
— Спасибо, дедушка, спасибо, понял, — отвечает тот звонким голосом. — Вот даст, не заплутаюсь.
— Помни: село Медведково, спроси там Лукьяна — его всякий знает, — он тебя на ночь впустит.
— Спасибо, дедушка, спасибо за ласку! Не впустил бы ты меня, так в лесу ночевал бы!
— Зачем в лесу? И незнаемого человека в лесу не оставлю, а коли ты моего племяша Федюшки приятель, так тем паче. Только, эх ты, парень, парень, подивился я на тебя — полно, так ли, что ты мне насказал, с посылом ли ты на Москву от господина?
— Вестимо, с посылом, — бойко ответил парень.
— Ну, да ладно, — слабо усмехнувшись, заметил старик, — я тебе не судья, и не доносчик. В бегах ли ты, или что — не мое дело, ты мне зла не сделал — с Богом!
Юноша еще раз сказал старику спасибо и быстро направился к московской дороге.
Старик постоял, поглядел ему вслед, покачал головою и вернулся в избушку.
Утро задалось чудесное.
Несмотря на морозец, в воздухе уже слышалось приближение весны, уж носился какой-то особенный, свежий, сладкий запах. От лучей солнечных кое-где капал заледеневший снег с древесных веток.
Парень шел быстрым, скорым шагом, как будто его что-то подталкивало.
Вот он оставил лес за собою, выбрался на большую дорогу, огляделся во все стороны, прислушался к тишине окрестной: ничего и нигде не видно, не слышно. Во все стороны блестящая поляна, только полоса дороги, протоптанная обозами, потемнела. Старик сказывал — тут уж недалеко до первого селенья…
Юноша еще быстрее пошел дальше.
Солнце поднялось выше, заглядывает прямо в глаза, так что щуриться приходится путнику. И он весело щурится, весело смотрит на разноцветно горящие снежинки под ногами. Ему петь и плясать хочется. Да как же и не петь, не плясать и не радоваться? Молодость и здоровье так и сверкают на лице его. Он высок и строен, но почти ребенок. Над алыми губами его незаметно даже еще и пуху, и невольно, глядя на него, думается: откуда это взялся такой красавец-мальчик? Да и мальчик ли это, полно?
И впрямь — то не мальчик, а красная девица — перхуловская Люба Кадашева, которую сцапал дьявол.
Старик из лесной избушки заподозрил своего ночного постояльца в том, что он сбежал от господина. Этот же старик с изумлением разглядывал юношу, дивился женской красоте лица его, его нежному голосу, видел и чуял что-то странное, необычное в этом юноше. Между тем мысль о том, что перед ним девушка, не могла прийти ему в голову. Если б ему сказали, что это сам бес в образе красавца-мальчика, что это оборотень, или какое ни на есть диво, он поверил бы; но чтоб это была девушка — никто не мог бы его уверить. Неслыханное, невероятное дело! В мужской одежде… на большой дороге…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии