Несостоявшиеся столицы Руси. Новгород. Тверь. Смоленск. Москва - Николай Кленов Страница 39

В ответ Юрий сумел нанести новгородцам весьма и весьма болезненный удар: он «обидеть Новегород… дани от них отоимал и на путях им пакость дееть».

И это сообщение ставит перед нами интереснейшую загадку новгородских границ и путей, которым мог угрожать Юрий.

Чтобы до конца понять последовавшую бурную реакцию Новгорода на действия суздальского князя, нужно четко представлять значение для Новгорода обширных и малозаселенных «северных территорий». Недаром Новгородская первая летопись старшего извода, не слишком щедрая на сообщения, весьма и весьма серьезное внимание уделяет «колониальной» политике Великого Новгорода. Так, под 1042 годом она сообщает, что «Володимиръ иде на Емь съ новгородыди, сынъ Ярославль». Хватает подобных походов и позднее:

«Въ лѣто 6621 [1113]. Побѣди Мьстислав на Бору Чюдь».

«Въ лѣто 6624 [1116]. Иде Мьстиславъ на Чюдь с новгородыди и възя Медвѣжю голову на 40 святыхъ».

«Въ лѣто 6631 [1123].. а на весну ходи Всѣволодъ съ новгородьци на Емь, въ вѣликое говение, и побѣди я…»

«Въ лѣто 6638 [1130]. Иде Всѣволодъ съ новгородьци на Чюдь зимѣ, въ говение, и самы исеце, а хоромы пожьже, а жены и дети приведе домовь».

Причем эти «колониальные» походы не были легкими прогулками и далеко не всегда новгородцы выступали их инициаторами:

«Въ лѣто 6639 [1131]…Томь же лѣтѣ, на зиму, иде Всѣволодъ на Чюдь; и створися пакость велика: много добрыхъ мужь избиша въ Клинѣновъ городьць…»

«Въ лѣто 6650 [1142]…Въ то же лѣто приходиша Емь и воеваша область Новгородьскую; избиша я ладожане 400 и не пустиша ни мужа».

Видно, что «чудьское» и «емьское» направления занимают более чем важное место в военной политике Новгорода. О накале «колонизационных» войн говорит гибель от рук чуди и упомянутого выше новгородского князя Глеба Святославича и одного из первых новгородских посадников — Остромира, для которого и было создано знаменитое Остромирово Евангелие (надпись на котором, кстати, противоречит датировке сообщения о смерти Остромира [см.: ПСРЛ. Т. 5. С. 139; Остромирово Евангелие 1056–1057 гг. СПб., 1883]). Что-то важное и значимое приносили Новгороду эти походы, докатывавшиеся аж до «Каменных ворот» (Урала?). Но серьезный интерес эти же земли вызывали и в Ростове, и в Суздале. Не случайно Лаврентьевская летопись под 1096 годом содержит крайне подробный рассказ новгородца Гюряты Роговича о походе его отроков в Печеру, где «люди, яже суть дань дающе Новугороду», и далее в Югру [Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. 1. М., 1997, стлб. 234–235].

В эпоху, когда и речи не могло быть о замке на границах Новгородской и Ростово-Суздальской земель, ключевую роль играли редкие, но от этого еще более важные опорные пункты на важнейших путях бескрайней северной периферии. И вот на этих торговых и военных путях Новгорода бельмом на глазу торчало тянущее к Ростову Белоозеро, разрывавшее прямой путь из Ладоги к Вологде, Сухоне, Северной Двине. С этого своего северного форпоста и рассылал, видимо, Юрий Долгорукий своих людей в ответ на поход новгородского князя от 1147 г. — благо перерезать из Белоозера ключевые пути из Новгорода на Восток не так и сложно.

И новгородцы вместе с Мстиславичами в ответ тряхнули стариной: «Приде Изяслав Новугороду, сынъ Мьстиславль, ис Кыева, иде на Гюргя Ростову съ новгородьци; и мъного воеваша людье Гюргево, и по Волзѣ възяша 6 городъкъ, оли до Ярославля попустиша, а головъ възяшя 7000, и воротишася роспутия дѣля» [НПЛ. С. 29].

В этот поход, оказавшийся одним из крупнейших походов новгородских сил в Суздальскую землю, объединенные силы новгородцев, псковичей, корелы, дружины Изяслава и Ростислава Мстиславичей разорили всю волжскую землю от Коснятина до устья Мологи и далее до Ярославля, в свою очередь де-факто отрезая северные форпосты Юрия Долгорукого от «хартленда» его земли. Так во второй раз союз Новгорода со Мстиславовым племенем принес «Северной столице» укрепление позиций на Северо-Востоке и Севере Руси. Но на этот раз Ростов и Суздаль так и не открыли ворота перед новгородской силой, надежды Изяслава Мстиславича на поддержку черниговских князей или на прямое сражение с заметно более слабой ростово-суздальской ратью не оправдались.

Двадцать лет после этого знакового похода в Новгороде доминировали сменяющие друг друга потомки Мстислава, причем на первое место в Руси вышел в те годы Ростислав Мстиславич Смоленский — так в очередной раз сплетались судьбы «Северной столицы» и Смоленска. В это время Мстиславичи регулярно меняют новгородских князей, и лишь изредка, после особо впечатляющих перегибов, вроде погибшей в киевских подвалах влиятельной «новгородской братии», их ненадолго меняют… представители суздальского дома. Что поделаешь, других Рюриковичей у Новгорода не было, да и те «суздальцы», что появлялись, например, в 1161 г., сидели лишь до тех пор, пока «старшие» князья «не уладися» по новгородской проблеме [см.: НПЛ. С. 31].

А между тем в Ростово-Суздальской земле поменялись «старший» князь и «старший» город. Юрия Долгорукого, пару раз коснувшегося копьем киевского стола, сменил его старший сын Андрей, прозванный Боголюбским по месту своей любимой резиденции, а «старые» столицы земли сменил Владимир-на-Клязьме. В 60-е гг. XIII в. Северо-Восток, который с этого времени для избегания путаницы стоит называть Владимирской землей, впечатляюще вышел на сцену общерусских войн, приняв, мягко скажем, заметное участие в крушении Киева в 1169 г.

Сразу вслед за торжеством Андрея над Мстиславичами на Юге резко обострились «колониальные» противоречии между Владимирской и Новгородской землей на тех самых «северных путях»:

«Въ лѣто 6677 [1169]. Иде Даньслав Лазутиниць за Волокъ даньникомь съ дружиною; и приела Андрѣи пълкъ свои на нь, и бишася с ними…и отступиша новгородьци, и опять воротивъшеся, възяшя всю дань, а на суждальскыхъ смьрдѣхъ другую» [НПЛ. С. 33].

Так зима 1169/70 г. стала часом мужества для новгородцев, временем показать, что стоит на самом деле за лозунгами о «воле новгородской». Ведь на этот раз речь вполне могла пойти уже не о привычной перемене князя на новгородском столе, но об утрате той самой «периферии», тех самых путей и «даней», за которые столько лет боролся при всех князьях Господин Великий Новгород. И вот:

«Въ то же лѣто, на зиму, придоша подъ Новъгородъ суждальци съ Андреевицемь, Романъ и Мьстислав съ смольняны и съ торопьцяны, муромьци и рязаньци съ двема князьма, полоцьскыи князь съ полоцяны, и вся земля просто Русьская [здесь по странному совпадению летописец под всей русской землёй понимает практически соединенные силы «северной конфедерации», о которой речь шла выше]. Новгородьци же сташа твьрдо о князи Романѣ о Мьстиславлици, о Изяславли вънуце, и о посадницѣ о Якунѣ, и устроиша острогъ около города. И приступиша къ граду въ недѣлю на съборъ, и съездишася по 3 дни въ четвьртыи же день въ среду приступиша силою и бишася всь день и къ вечеру побѣди я князь Романъ съ новгородьци, силою крестьною и святою богородицею».