Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой Мировой войне - Максим Оськин Страница 39

На наш взгляд, М. Галактионов не прав в своем выводе относительно целесообразности образования конной армии. Действительно, действия кавалерии на поле боя против неприятельской пехоты в конном строю вели к неоправданно большим потерям. А спешивание кавалерии, фактически — использование конников в качестве ездящей пехоты, вело к потере темпов операции, и здесь лучше было бы использовать пехоту. М. Галактионовым недооцениваются два фактора. Первый и неглавный — психологический. Само только наличие сильной кавалерии, нависающей над оборонительным флангом, в период маневренной войны (каковая и была во Франции в первые три месяца), само по себе дезорганизует пехоту. Причем — даже стойкую пехоту. А ведь англо-французы были разбиты в пограничном сражении, потерпели ряд неудач в период отступления к Марне и вообще ничего не могли противопоставить неумолимому «катку» 1, 2 и 3-й германских армий, вплоть до образования Парижской группировки и переброски немцами двух корпусов на Восточный фронт после Гумбиннена.

Иными словами, в августе 1914 года французская пехота была в какой-то мере подломлена психологически серией поражений. Заслуга французского главнокомандующего ген. Ж. Жоффра, не только своевременно свершившего перегруппировку, но и переломившего пассивные настроения (французы готовились даже сдать Париж!), велика. А будь у немцев на крайнем заходящем фланге еще и конница в десять дивизий — более тридцати тысяч сабель? После одного из боев в Восточной Пруссии русский поэт Н.С. Гумилев писал: «Теперь я понял, почему кавалеристы так мечтают об атаках. Налететь на людей, которые, запрятавшись в кустах и окопах, безопасно расстреливают издали видных всадников, заставить их бледнеть от все учащающегося топота копыт, от сверкания обнаженных шашек, грозного вида наклоненных пик, своей стремительностью легко опрокинуть, точно сдунуть, втрое сильнейшего противника, это — единственное оправдание всей жизни кавалериста» ^[176].

Психологический фактор на войне всегда велик. И маневренное средство ведения боя всегда ужасно неумолимостью и быстротой темпов своего удара. Участник войны пишет: «Существенными особенностями, выгодно отличающими конницу от пехоты, в отношении способности к накапливанию моральной силы, являются большая скорость ее движения, дающая ей инициативу действий, и сохранение благодаря наличию боевого коня физической силы бойцов-всадников, обеспечивающей им тем самым и известный импульс морального характера» ^[177]. Хорошая конница всегда навязывает пехоте свою маневренную инициативу. Хотя бы уже вследствие своей скорости на поле боя и вне его.

Действительно, спешенная конница чрезвычайно слаба. О неудобстве ведения боя спешенной конницей участник войны справедливо сообщает: «…когда массы конницы наслаивались на сравнительно небольшом пространстве, лишаясь вследствие этого своего главного преимущества: способности к быстрому маневру. Спешиваясь на узком фронте, коннице трудно состязаться с пехотой, так как спешенная дивизия по числу ружей могла дать только один-два батальона, которые при том стеснены в своем тылу тысячами лошадей с коноводами» ^[178]. То есть военачальник не должен допустить главной ошибки — использования кавалерии как ездящей пехоты. Бесспорно, что конница имеет меньшую по сравнению с пехотой огневую силу и высокую потребность в фураже. Для компенсации этого прежде всего необходимо придавать коннице подвижную пехоту, артиллерию и специально образуемые пулеметные команды. Во-вторых, использовать конницу в местности, где потребность в фураже может быть покрыта за счет местных средств.

Но в начале войны конница еще действовала без непосредственной придачи стрелковых подразделений и большого количества пулеметов. Поэтому ее роль заключалась в ведении оперативных действий: ударам по флангам и тылам противника. При этом не столько вступая в огневой бой с неприятельской пехотой, сколько растягивая угрожаемые фланги, дабы собственная пехота могла бы с меньшими потерями вклиниваться в ослабленную оборону противника. Конница — единственное маневренное средство оперативного уровня. Конница обеспечивает высокий темп наступления армий и фронтов в целом. Прорывы конницы на большую глубину позволяют экономить силы пехотинцев. Кавалерия мешает отступающему врагу восстанавливать фронт. При этом именно она формирует внешний фронт окружения отдельных группировок противника. Пехота же добивает обойденные кавалеристами очаги сопротивления.

Именно поэтому действующая на флангах армейских группировок кавалерия должна была иметь значительный состав — кавалерийские корпуса, а также не вступать в общевойсковой бой непосредственно на самом поле сражения. Конница должна угрозой флангу и тылу неприятеля заставить его ослабить фронт, что облегчит выполнение задачи собственной пехоте и артиллерии. Кроме того, конница должна быть всегда готова к удару в тыл расстроенного противника (германская 1-я кавалерийская дивизия под Гумбинненом), довершая его поражение. И если этого не удавалось осуществить в значительном масштабе, то потому, что конница не готовилась к таким действиям до войны, а затем борьба перетекла в позиционную фазу. Советский исследователь пишет: «…Несмотря на все неудачи, опыт маневренного периода войны совершенно отчетливо выявил, что фланговый удар, завершающийся окружением противника, является сильнейшей формой оперативного маневра, и если он не удавался, то причина этого, во всяком случае, была не в существе этого маневра. Основной причиной неудачи операции на окружение в кампаниях 1914 и 1915 гг. было недостаточное превосходство в силах наступающего и отсутствие такого подвижного средства борьбы, которое позволило бы, преодолевая возможное сопротивление, выполнить маневр окружения раньше, чем противник организует контрманевр. Единственным подвижным родом войск того времени была конница, которая не имела вооружения, отвечающего требованиям подобного рода маневра, была плохо подготовлена для его выполнения в широком размахе, оперативно неправильно использовалась и часто плохо руководилась своими начальниками» ^[179].

Ярким примером отвратительного вождения кавалерийских масс, причем неважно, какого размера, явились действия русской конницы в ходе завершающего этапа Лодзинской оборонительной операции ноября 1914 года. Как известно, в ходе этой операции германское командование, дабы остановить готовившееся русское вторжение в Познань с целью — Берлин, нанесло упреждающий фланговый удар от крепости Торн. Воспользовавшись перегруппировкой русских армий Северо-Западного фронта, приведшей к возникновению внутренних флангов между растянувшимися армиями, немцы бросились в стык между 2-й (ген. С.М. Шейдеман) и 1-й (ген. П.К. Ренненкампф) русскими армиями, имея целью окружение и уничтожение 2-й русской армии в Лодзи.

На острие 9-й германской армии ген. А. фон Макензена, осуществлявшей прорыв, шла группа ген. Р. фон Шеффера-Бояделя, разбросав в стороны русские заслоны; немцы вошли в прорыв, окружая 2-ю русскую армию. При этом пехота противника на первом этапе операции выигрывала темпы движения у русской кавалерии, так как русские командармы не сумели толковым образом распорядиться действиями вверенной им конницы: «Невольно приходишь к выводу: как только крупные силы конницы попадали в армию, которой командовал «коренной» кавалерист, то она, конница, использовалась не в соответствии с ее ролью и назначением. Такие «завзятые кавалеристы», как командующий 2-й армией генерал Шейдеман, стремились использовать конницу в основном на поле боя, не понимая ее превалирующего значения в оперативном маневре… Факты свидетельствуют, что наше высокое начальство не понимало роли конницы в боевых операциях 1914 года… [Генерал Шейдеман] стремился возложить на конницу решение задач не в оперативном просторе. Тактические же задачи одна конница, без поддержки пехоты, решить не могла: у нее не хватало сил» ^[180].