Ричард III - Вадим Устинов Страница 39

* * *

Первоочередной задачей Ричарда как лорд-протектора стало восстановление спокойствия в столице. Он собрал всех духовных и светских лордов, а также магистратов города и вместе с ними торжественно и публично присягнул на верность Эдуарду V. Лондонцы вздохнули свободнее. Горожане отбросили свои страхи, бароны распустили вооруженные до зубов свиты — один только лорд Хауэрд отправил по домам три десятка слуг.

На свой первый совет Ричард пригласил не только верных сторонников. В него вошли и те, кто в прошлом поддерживал Вудвиллов — например архиепископ Йоркский или глава уэльского совета принца Эдуарда Джон Элкок, епископ Вустерский. Основная часть совета была сформирована бывшими слугами Эдуарда IV: лорд-протектор поначалу при формировании властных структур учитывал скорее государственные интересы, чем свои личные. После того как за противозаконную передачу королеве Большой печати Томас Ротерем был официально отстранен от должности, лорд-канцлером, ко всеобщему удовлетворению, назначили Джона Расселла, епископа Линкольнского. Расселл не относился к друзьям герцога Глостерского, но был человеком мудрым, опытным, образованным и благочестивым. Возможно, именно он выступил автором второго продолжения знаменитой Кройлендской хроники. При покойном короле Расселл занимал пост хранителя Малой королевской печати, который теперь перешел к Джону Ганторпу, декану Уэллза, известному эрудиту и бывшему члену совета Эдуарда IV. Спикер палаты общин Джон Вуд, преданный сторонник Ричарда Глостерского, получил назначение на должность лорда — верховного казначея. Большая часть судей и баронов казначейства сохранила свои посты, поскольку Ричард стремился сделать смену власти как можно более безболезненной.

Совет объявил Ричарда протектором и защитником королевства. Это были ни в коем случае не выборы или утверждение в должности, но лишь формальное подтверждение воли покойного короля. «Он был наделен полномочиями с согласия и по доброй воле всех лордов, с властью приказывать и запрещать что угодно, подобно любому другому королю, руководствуясь той необходимостью, которую требует дело», — отметил кройлендский хронист. С этого момента королевский совет фактически стал совещательным органом при лорд-протекторе. Все указы, приказы и распоряжения, выпущенные от имени короля, отныне имели приписку «по совету нашего дражайшего дяди герцога Глостерского, протектора и защитника нашего королевства на время нашей юности», к которой иногда добавлялась фраза «и по совету лордов нашего совета».

Вопрос о сроках полномочий Ричарда в качестве протектора советом вообще не обсуждался, хотя именно эта проблема была весьма неоднозначной. Никакого закона на сей счет Англия не имела. Существовал лишь единичный прецедент — Хамфри, герцог Глостерский, стал лорд-протектором в 1422 году при малолетнем короле Генри VI и был отстранен от должности в 1429-м, когда девятилетнего Генри короновали. Власть перешла к регентскому совету, правившему до объявления короля совершеннолетним в 1437 году. Ричард считал, что он имеет право на полномочия протектора именно до совершеннолетия Эдуарда, и прецедент полувековой давности его не очень тревожил. Однако герцог Глостерский все-таки решил подстраховаться, и члены его совета без споров согласились с тем, что протекторат должен продолжаться до тех пор, пока Эдуард V не достигнет совершеннолетия и не начнет править самостоятельно.

* * *

Ричард понимал, что его право на власть будет прочно обеспечено только доброй волей всего королевства, и признавал, что справедливым было бы получить одобрение не только советников, но также лордов и общин. Он поручил лорд-канцлеру вынести этот вопрос на обсуждение парламента, в однозначной поддержке которого был уверен. Епископ Линкольнский, хотя и недолюбливал Ричарда, в данном случае был с ним совершенно солидарен и немедленно начал готовить проект речи, с которой собирался выступить на открытии парламента, в котором он постоянно подчеркивал необходимость установить срок протектората именно до момента совершеннолетия Эдуарда V, а не его коронации:

«Все видят благонравный и добродетельный характер нашего нынешнего повелителя и господина (Эдуарда V), его благородный и зрелый ум, воспитанный опытом юности. Кому, как не лордам и общинам этого королевства решать, кто станет ему надежной опорой в попечении о его обширных владениях — как их предшественники прежде делали для других королей Англии? То есть решить, чтобы все неотложные заботы на время пребывания короля в юном возрасте были должным образом возложены на благородного и славного принца герцога Глостерского, его дядю, протектора королевства. Чьим великим могуществом, мудростью и удачей ныне держится защита королевства как от явных врагов, так и от коварных и ненадежных друзей.

И помимо этого [здесь лакуна в тексте. — В. У.] опеку и надзор за царственной особой короля в течение его юных лет вышеназванный милорд протектор будет осуществлять, как Марк Лепид, дважды избиравшийся консулом Рима, о котором рассказывает Валерий Максим в книге VI своего сочинения “Достопамятные деяния и изречения”. По смерти Птолемей царь Египетский оставил после себя наследником малолетнего сына in pupillari aetate ^[109], твердо веря, что народ Рима будет хорошо и достойно направлять ребенка до того времени, пока он достигнет совершеннолетия. Благородный сенат согласился и постановил, что указанный Марк Эмилий Лепид должен взять на себя заботу по опеке и защите, после чего тот отправился в великий город Александрию, где находился юный царь. Он так мудро руководил и воспитанием молодого принца, и всеми важными государственными делами, что достигнув совершеннолетия и взяв власть в свои руки, царь нашел свою страну в величии и процветании. Было даже затруднительно определить, кому в заслугу сие отличное состояние должно быть поставлено — его отцу или его опекуну.

И ныне присутствующий здесь юный принц, наш господин и повелитель, [как бы] восседает меж двух братьев, один из которых — его отец, а другой — его дядя. Первый получил власть естественным образом, второму предопределено, как ближайшему совершеннолетнему родственнику королевской крови, быть опекуном и протектором. В качестве примера [здесь лакуна в тексте. — В. У.] военное искусство, таланты и опыт как одного, так и другого из этих двух принцев не могут быть подвергнуты сомнению. И что бы ни было предуготовано Господом в его несказанной милости для юного короля, нашего господина и повелителя, помимо наследства, пусть все обернется к его выгоде, чтобы церковь сказала о нем: Non est inventus similis illi ^[110]*. Пока же, до достижения зрелого возраста и самостоятельности в правлении, что однажды милостью Божьей произойдет, пусть они правят вместе. Власть и полномочия милорда протектора настолько полезны и разумны, что великое собрание согласится и одобрит их; ибо среди всех причин созыва парламента в нынешнее время это есть важнейшее и необходимейшее дело, которое должно быть сделано. Дай Боже, чтобы эта проблема, а также и другие, требующие первоочередного рассмотрения по воле короля и для защиты этого королевства, были рассмотрены должным образом и без промедления высоким судом парламента, как того требуют время и необходимость облегчения участи народа».