Ричард Львиное Сердце: Поющий король - Александр Сегень Страница 39

Тут она посмотрела на Ричарда так, что ему стало не по себе. Будто она видела в нем не случайно попавшего в ее дом короля Англии, а своего Ипполита, чья душа навестила ее в облике Ричарда.

После обеда, немного отдохнув, все стали готовиться к Христову Воскресению. Идя ко всенощной, Ричард пребывал в полном смятении чувств — он встречал Пасху совсем не так, как мечталось. Не в Святой Земле, а на Кипре; не с Беренгарией, а с Лутрофорией, женщиной, потерявшей своего мужа, умершего от той же болезни, от которой страдал Ричард и умерли двое его братьев. А что, если Беренгарии нет в живых и душа ее сейчас перелетела в оболочку этой странной киприотки, обладающей притягательным и загадочным взглядом?

Во время богослужения ему стало стыдно еще и от той мысли, что он горевал лишь о возможной гибели невесты, почти не волнуясь о судьбе остальных своих подданных. И, слушая молитвы и песнопения, король Англии из глубины сердца взмолился к Господу, взмолился так, что слезы поднялись к его глазам… Поднялись, но не вытекли, потому что, почувствовав их приближение, Ричард вспомнил про теодакриму и подумал: «Вот они, Божьи слезы! Их надо успеть собрать!» И это погубило его слезы, они не захотели идти. Растерянный, проклиная себя за все, что было в его жизни дурного, за бесчисленных любовниц, за горе, приносимое его войнами его народу, за тех, кого он безжалостно убил своей рукой — виноватых, а порой и попросту подпавших под эту разящую руку, за смерть отца и даже за минувшую вчера бурю, стоял Ричард пред Богом Христом, и не было у него больше слез, а лишь лютая ненависть к самому себе, столь ненасытно самолюбивому и самовлюбленному.

И он еще так недавно рассуждал, великий ли он правитель или не очень. Теперь он ясно видел, как он мал.

Едва окончилась всенощная, Ричард, так и не прочувствовав Христова Воскресения, не возликовав всей душою, уныло добрался до тех покоев, что выделила ему гостеприимная киприотка, лег в постель и мгновенно уснул. Засыпая, он ощущал себя самым несчастным человеком на свете.

А когда проснулся, то вспомнил, что ни разу не нарушил Великий пост, не ел скоромного, не пил хмельного, не спал с женщинами, не пел песен, не сочинял стихов, не сквернословил. Он исповедовался и причастился в Великий четверг. И что же? Вместо того чтобы отблагодарить Ричарда за все услуги, Бог не дал ему пути в Святую Землю, расшвырял в безумной и бурной резвости его радостно летящие к берегам Сирии корабли, отнял Беренгарию и заставил встречать Пасху на каком-то захолустном кипрском побережье! Обида на Господа всколыхнулась в его душе. Оставалось только заглянуть под сорочку и увидеть, как поганые прыщи снова двинулись в наступление. Он зло усмехнулся, заглянул и увидел — так оно и есть!

— Ну что ж, — промолвил Ричард, — благодарю Тебя, Господи! Хороший подарок мне от Тебя к Пасхе.

Он заморгал от обиды своими рыжими ресницами и задавил в уголках глаз две шипучие слезы. Кто бы мог подумать, что в Пасху своего крестового похода король Англии будет лежать в доме на Кипре, наблюдать наступление прыщей и обижаться на самого Спасителя! И это вместо того, чтобы вести полки на взятие Сен-Жан-д’Акра.

— Леонтардия?.. — напрягся Ричард, припоминая вчерашний рассказ хозяйки дома. — A-а, леонтаксия. Слово-то какое противное!

Он все же заставил себя встать и прочесть «Отче наш» и «Верую», после чего явился слуга Мишель и сказал, что хозяйка поместья приглашает его величество отобедать.

Столы были накрыты не в комнатах, а во дворе, под навесом из виноградника. Выйдя к обеду, Ричард увидел Лутрофорию и подивился тому, как она хороша собой. Вчера она казалась ему обычной женщиной. Сегодня глаза ее дивно блистали.

— Ваше величество, — обратилась она к нему, когда отец Ансельм прочитал предобеденные молитвы и все уселись за столы, — у меня для вас есть известие. Оно должно вас обрадовать. Все брюхо нашего великого острова покрыто вашими кораблями. Несколько судов разбилось у мыса Гата, но в основном все спаслись, главные ваши военачальники целы и невредимы, равно как ваша невеста Беренгария. К счастью, берега залива Акротири пологие и не скалистые. Корабли уже встали на якорь и ждут вас.

— Как вам удалось разузнать обо всем в столь краткий срок? — удивился Ричард, любуясь красавицей хозяйкой.

— Я расскажу вам об этом, но чуть позже, — улыбнулась она. — Прошу вас верить мне.

— Благодарю вас! Я так счастлив.

— Но я должна вас и огорчить, — поспешила добавить Лутрофория. — Было бы лучше, если б все корабли причалили сюда, к моему берегу, а не вблизи лимасольской гавани. Вам, должно быть, известно, что в Лимасоле вот уже несколько лет правит деспот Исаак, который объявил себя ни много ни мало — кипрским василевсом, независимым от Константинополя. Но это бы еще ничего. Хуже другое — Исаак вступил в союз с султаном Саладином и дал ему слово грабить и убивать всех крестоносцев, попадающих на Кипр или проплывающих вблизи острова.

— О Боже! — воскликнул отец Ансельм.

А Ричард в душе своей с горечью удивился, насколько это известие мало его трогает. Странное равнодушие царило в его сердце, будто все вокруг лишь снилось ему. Хотелось лечь возле Лутрофории, положить голову ей на колени и уснуть.

— Как же относятся подданные Исаака к тому, что он пошел на союз с утеснителем христиан? — спросил отец Ансельм.

— В том-то и дело, что, подружившись с мусульманином, наш кипрский деспот тоже сделался притеснителем Христовой веры, — отвечала хозяйка поместья. — Жестокость и коварство Исаака породили ненависть к нему со стороны православных киприотов. Можно сказать, остров разделился на две части. Здесь у нас, на западе острова, сохраняется неповиновение деспоту-предателю. А весь восток в его руках. К сожалению, Исаак владеет подавляющим большинством крупных городов и наиболее укрепленных замков. Лимасол, Ларнака, Фамагуста, Никосия — все в его руках. На севере он владеет мощными замками — Буффавентом, Киренесом и твердыней Святого Иллариона. Из городов только Пафос не подчиняется ему, а замки, коими обладают непокорные Исааку киприоты, все подобны моему.

— Даже в вашем замке можно при умении держать оборону, — промолвил Ричард, дабы хоть что-то сказать в утешение.

— Я знаю, что это не так, — улыбнулась Лутрофория, — и все же спасибо за такие слова.

Вино, которое подавали слуги обольстительной киприотки, было превосходным на вкус, а в груди от него загорался теплый огонек. Ричарду от этого огонька становилось все более грустно. Вскоре ему уже хотелось, чтоб был вечер и рядом не оставалось никого, кроме Лутрофории, но стоял великолепный солнечный полдень, Светлое Христово Воскресение, и все речи велись о том, как прошел Великий пост и какое счастье осознавать, что Спаситель снова воскрес, смертию смерть поправ. Отец Ансельм припомнил о том, что Ричарду в течение поста много раз хотелось петь, но король стойко выдержал даже тогда, когда священник разрешил ему сей малый грех.

— Быть может, ваше величество споет для нас теперь? — спросила Лутрофория. — Даже здесь, в кипрской глухомани, люди наслышаны о чудесном соловьином даре короля Англии.