Иисус. Возвращение из Египта - Энн Райс Страница 39

— Да.

— А наступал на него?

— Нет, но я видел, как однажды на муравейник наступил другой мальчик.

— И как повели себя муравьи? Они стали бегать вокруг, но далеко не убежали, а потом быстро построили муравейник заново. То же самое и с войной, большой или малой. Люди просто живут дальше. Они поднимаются и живут дальше, потому что им нужны вода, хлеб и крыша над головой, поэтому, что бы ни случилось, они начинают все вновь. Однажды тебя могут схватить солдаты и продать в рабство, а на следующий день они даже не обратят на тебя внимания. Потому что все кончится. Им скажут, что все кончено.

— Почему моего сына учишь мудрости ты, а не я? — спросил Иосиф Клеопу.

Мы спокойным шагом шли за тележкой. Наш ослик был нетороплив. Клеопа, смеясь, ответил:

— Если бы я не попался в ловушку женщины, то стал бы пророком.

Он насмешил своей шуткой всю семью. Даже я не удержатся и засмеялся. И моя тетя, жена Клеопы, промолвила:

— Он говорит лучше, чем поет. Но если бы про муравья был псалом, он бы спел его.

Мой дядя тут же запел, и тетя вздохнула, но вскоре мы все подхватили псалом Клеопы. Правда, псалма про муравьев не знал никто.

Когда пение стихло, Клеопа задумчиво произнес:

— Мне следовало стать пророком.

Даже Иосиф засмеялся над этими словами. Жена Клеопы предложила:

— Начинай прямо сейчас. Скажи нам, успеем ли мы дойти до дома прежде, чем начнется дождь.

Клеопа обнял меня за плечи.

— Ты единственный, кто слушает меня, — сказал он, глядя мне в глаза. — Запомни мои слова: нет пророка в своем отечестве!

— Я не послушала тебя в Египте, — напомнила ему жена.

И мы снова все засмеялись, включая и самого Клеопу. Потом послышался нежный мамин голос:

— Я всегда тебя слушаю, брат мой, и всегда слушала.

— Да, сестра, это верно, — согласился Клеопа. — И ты не возражаешь, когда я хочу чему-нибудь научить твоего сына, потому что его дедушки больше нет в живых, а я чуть не стал писцом.

— Ты чуть не стал писцом? — изумился я. — Мне никогда об этом не говорили.

Иосиф поднял палец, чтобы привлечь мое внимание, и покачал головой, давая мне понять: «Нет».

— А что ты об этом знаешь, брат мой? — обратился к Иосифу Клеопа, но его тон был дружелюбным. — Когда мы пришли в Иерусалим, чтобы отдать Марию в дом, где ткут храмовую завесу, несколько месяцев я провел, занимаясь в храме. Я учился с фарисеями, с лучшими из них. Я сидел у их ног. — Он сжал мое плечо, чтобы удостовериться, что я слушаю его. — В колоннаде храма можно найти много учителей. Лучших в Иерусалиме учителей. Ну, и не самых лучших тоже.

— Ученики там тоже бывают разные, хорошие и не очень, — тихо добавил Алфей, но все услышали его слова.

— Да, неизвестно, кем бы я мог стать, если бы не пришлось идти в Египет! — вздохнул Клеопа.

— Почему же ты пошел? — невольно вырвалось у меня.

Он взглянул на меня. Все притихли. Несколько минут мы шли в молчании. Потом на губах Клеопы появилась добрая улыбка:

— Я пошел в Египет, потому что туда пошли мои родственники — ты, моя сестра, ее муж и его братья.

Я не получил ответа на свой вопрос — настоящего ответа. Но уже некоторое время я догадывался, что если я и смогу узнать что-нибудь, то только от дяди Клеопы.

Над нашими головами раздались низкие раскаты грома.

Мы прибавили шагу, но вскоре хлынул дождь, и нам пришлось свернуть с дороги и спрятаться под деревьями. Землю под ними укрывал плотный ковер из старой опавшей листвы.

— Ну что, пророк, — улыбнулась мужу тетя Мария, — можешь ли ты остановить дождь, чтобы мы продолжили путь?

Раздался дружный смех, но Иосиф остался серьезным.

— Не забывайте, что святой человек действительно может остановить дождь или, наоборот, призвать его. Запомните мои слова, — продолжал он. — Во времена моего прадеда в Галилее жил один святой человек, Хони — начертатель кругов. По его слову дождь мог пойти, а мог прекратиться.

— И расскажите детям, что стало с Хони, — попросила Иосифа тетя Саломея. — Вы всегда останавливаетесь на самом интересном месте.

— Что с ним стало? — спросил Иаков.

— Евреи забили его камнями в храме, — пожал плечами Клеопа. — Им не понравилась его молитва! — Он рассмеялся, а потом, подумав, засмеялся снова, как будто чем больше он думал об этом, тем смешнее ему становилось.

Однако я не мог понять, что тут смешного.

Между тем дождь припустил по-настоящему, и ветки над нашими головами больше не спасали нас от воды.

Где-то в глубине мозга возникла маленькая мысль, такая маленькая, что мне она казалась размером не больше моего мизинца.

«Хочу, чтобы дождь прекратился».

Глупая, конечно, мысль. Но я вспомнил обо всех странных событиях, что случались со мной, — о воробьях, о Елеазаре… Я поднял голову.

Дождь прекратился.

Я так удивился, что уставился на облака и, кажется, перестал дышать.

А вокруг меня все ликовали и, радостные, отправились домой.

Я никому не стал рассказывать о случившемся, хотя очень встревожился, очень. И все равно я понимал, что никому нельзя говорить ни слова о том, что я сделал.

Когда мы вернулись, Назарет показался мне особенно красивым после дождя. Я уже полюбил нашу улицу, беленые дома и виноград, весело вьющийся по рамам и стенам, несмотря на весеннюю прохладу. А на старой смоковнице в центре двора за несколько последних дней стало еще больше листьев.

Нас встречала Старая Сарра. Маленький Иаков читал вслух Старому Юстусу. А малыши играли во дворе и бегали по комнатам.

Все печали и горести Сепфориса оказались где-то далеко.

И так же далеко остался дождь.