Граф Сен-Жермен - хранитель всех тайн - Поль Шакорнак Страница 38

— Как Вы, однако, прямы, — сердито сказала королева.

— Я в отчаянии от того, что неприятен Вам. Но сказать могу лишь правду.

— Говорят, что иногда правда выглядит неправдоподобно.

— Согласен с Вами, именно так. Позвольте напомнить Вашему Величеству о том, как Кассандра предсказала падение Трои и никто ей не поверил. Пройдут еще несколько лет обманчивого благополучия, затем отовсюду по всей стране появятся жаждущие мести, власти, денег люди, которые перевернут все на своем пути. Они найдут опору среди взбунтовавшейся толпы и некоторых вельмож, у всех закружится голова. Прогремит гражданская война, с ужасным шлейфом убийств, грабежей, изгнаний. Тогда пожалеют люди, что меня не послушались. Может быть, ко мне обратятся — но будет слишком поздно, гроза все унесет.

— Признаюсь, Ваши слова меня все больше удивляют, и если бы я не знала, что покойный король имел к Вам дружественные чувства… Вы хотели говорить с королем?

— Да, Ваше Высочество.

— Без посредничества господина де Морепа?

— Да, он — мой враг⁶⁹⁴. К тому же я рассматриваю его среди тех, кто поведет страну на грань гибели, не со злым умыслом, а в силу свей некомпетентности.

— Вы строго судите о человеке, которого толпа поддерживает.

— Он больше, чем премьер-министр, и поэтому окружен льстецами.

— Если Вы исключаете его из ваших сношений с королем, боюсь, что Вам не удастся дойти до его Высочества, ибо король ничего не решает без своего советника.

— Я нахожусь в распоряжении Ваших Высочеств столько, сколько Вам будет угодно. Но, не будучи Вашим поданным, любое послушание с моей стороны — лишь доказательство моей доброй воли.

К тому времени королева уже не была в состоянии долго обсуждать серьезные материи, поэтому она спросила графа, где он родился.

— В Иерусалиме.

— Как давно?

— Пусть Ваше Величество простит мне небольшое, широко разделенное суеверие: я не называю своего возраста, ибо это приносит несчастье.

— Что до меня, "Королевский Альманах" не позволяет мне кокетничать. Прощайте. Вам сообщат волю короля.

Это означало конец аудиенции. Мы вышли. По дороге ко мне граф сказал:

— Позвольте и с Вами проститься, я Вас покидаю, и надолго — я не собираюсь пробыть больше четырех дней во Франции.

— Что же побудило Вас так быстро уехать?

— Королева расскажет королю то, что я ей сейчас сказал. Людовик XVI, в свою очередь, передаст это господину де Морепа, и тот выдаст ордер на мой арест, лейтенанту полиции будет велено исполнить его. Я знаю, как это бывает, и вовсе не жажду оказаться в Бастилии.

— Какая Вам разница? Вы оттуда выйдете через замочную скважину.

— Предпочитаю не прибегать к чуду. Прощайте.

— А если король Вас пригласит?

— Я вернусь.

— Как Вы узнаете?

— У меня есть средство, не беспокойтесь об этом.

— А пока я буду скомпрометирована.

— Нет. Прощайте.

Он уехал, как только снял ливрею".

Спустя два часа госпожу д’Адемар вызвали к королю. Там же была и королева, слегка смущена. Король же улыбался. Он сказал господину де Морепа, что встреча состоится, если тот согласен. Успокоившись, госпожа д’Адемар возвратилась к себе. Прошло еще два часа, и к ней постучался господин де Морепа. Завязался разговор, и в это время открылась дверь — граф Сен-Жермен вошел, подошел к Морепа со словами: "Король призвал вас к себе для того, чтобы Вы дали ему хорошие советы, а Вы печетесь только о своем авторитете. Противясь тому, чтобы я встретился с королем, Вы губите монархию, ибо я могу посвятить Франции лишь ограниченное время, и когда оно истечет, я смогу вернуться сюда лишь спустя три поколения. Я сказал королеве все, что мне было дозволено сказать, королю же я сказал бы больше. Жаль, что Вы встали между Его Величеством и мной. Мне не в чем будет себя упрекать, когда ужасная анархия обрушится на Францию. Вам не суждено увидеть эти несчастья, но достаточно для памяти о Вас то, что Вы их подготовили… Не ждите от потомков уважения — Вы были легкомысленным и неспособным министром, и Вас отнесут к тем, кто губит империи".

Высказав все это, граф Сен-Жермен повернулся к двери, закрыл ее и исчез.

Господин де Морепа был минут десять в шоке, затем вновь овладел собой и, обращаясь к госпоже д’Адемар. сказал:

"Однако, каков наглец! Я сейчас кое-кому его отрекомендую".

Он позвал своих людей, распорядился схватить графа, но его и след простыл⁶⁹⁵.

Второй эпизод "шедевра" имеет место спустя лет десять, в 1789 г. На этот раз нет предела чудесам "предсказательного" искусства графа. Ничего не забыто из того, что должно происходить в ближайшие сорок лет. Ретроспективность изложения и точность деталей и выдают вымысел.

Мы видим, как госпожа д’Адемар возвращается домой после гостей. Ей передают записку следующего содержания.

"Графиня, все пропало, солнце сегодня в последний раз зайдет при монархии, завтра уже ее не станет, будет хаос, анархия. Вы знаете, что я все предпринимал для того, чтобы повлиять на ход событий, но меня отвергли, сейчас слишком поздно. Я попытался познакомиться с работой Калиостро — это творение дьявола⁶⁹⁶: берегитесь, и я буду Вас охранять. Будьте осторожной, и Вы будете жить после того, как буря все разрушит. Я борюсь с желанием увидеть Вас — о чем нам говорить? Вы станете просить меня сделать невозможное: ни для короля, ни для королевы я не могу ничего сделать, даже для герцога Орлеанского, который завтра будет торжествовать, но разом пройдет Капитолийский холм и окажется у Тарпейской скалы. Однако если Вам очень хочется встретиться с давним другом, приходите в восемь часов на службу в церкви Реколле, зайдите во вторую часовню справа.

С уважением к Вам….

граф Сен-Жермен".

"Прочитав это имя, которое я уже угадывала, я вскрикнула. Неужели он жив, ведь еще в 1784 г объявили о его кончине, и с тех пор ничего о нем не было слышно, и вот он появляется, и именно сейчас. Зачем же он приехал во Францию, неужели ему не суждено было умереть? Ведь я знавала стариков, утверждавших, что еще в начале века ему можно было дать сорок-пятьдесят лет.

Было уже около часа ночи, когда я читала это письмо. Встречу он мне назначил рано утром, и я легла. Спала мало, меня мучили ужасные сны, где увидела, сама не понимая этого, наше страшное будущее. К утру я встала еще более усталой, чем накануне, заказала у первого камердинера очень крепкий кофе, испила две чашечки, которые вернули мне силы. В полвосьмого я вызвала портшез и последовала в церковь Реколле в сопровождении верного слуги Лароша.

Церковь была пустая, Лароша я оставила на часах и зашла в нужную часовню. Едва я успела сосредоточиться в молитве, как появился человек. Это был он, собственной персоной. Лицо его было таким же, что и в 1760 г., тогда как на моем были морщины и прочие следы старости. Я была поражена. Он же мне улыбнулся, подошел, взял мою руку и галантно поцеловал ее; я была столь удивлена, что не остановила его, несмотря на святость этого места.