Сапфо - Игорь Суриков Страница 38

Что для грека или гречанки входило в понятие «родины»? Иными словами, к чему относился патриотизм античных эллинов? В том, что они были патриотами — и очень горячими патриотами! — сомневаться не приходится. Собственно, и само слово «патриот», вошедшее в интернациональную лексику, происходит именно из древнегреческого языка, в основе его — существительное patris, которое как раз и означает «родина», «отечество» (оно в свою очередь образовано от pater — «отец»).

Однако, следует подчеркнуть, эллинский патриотизм имел, в сущности, исключительно полисный характер. В качестве родины воспринималась отнюдь не Греция в целом, а именно тот город или остров, где человек родился и жил. Свой, так сказать. Афинянин был патриотом Афин, спартанец — патриотом Спарты, милетянин — патриотом Милета… И так далее. Да и как могло быть иначе, коль скоро полисы — те же Афины и Спарта, Милет и соседний Самос — очень часто воевали друг с другом?

У нас есть понятие малой родины — не столько противопоставляемое понятию Родины большой (их даже и принято писать, соответственно, со строчной и прописной букв), сколько дополняющее ее. Любой житель России — в то же время москвич, или рязанец, или Вологжанин… «Тихая моя родина» — так озаглавил свое прекрасное стихотворение, кстати, как раз поэт-вологжанин, Николай Рубцов. И уже из этого названия видно: речь пойдет именно о родине в узком смысле. О родине, а не о Родине. Последнюю «тихой» назвать трудно.

А вот у греков, если вдуматься, была только «малая родина». Во всяком случае, это совершенно верно применительно к архаической эпохе, когда жила и писала Сапфо. Уже позже положение дел начало меняться — когда в начале V века до н. э. на Элладу пошла рать всего Востока, сплотившаяся под скипетром персидских царей… Вот тогда-то, отражая эту опаснейшую угрозу, греки и задумались всерьез о собственном единстве. Возникло противопоставление «эллинов» и «варваров» (то есть греков и всех остальных, всех не-греков ^[97]). И кончилось это ментальное, а затем и политическое движение (панэллинизм — так его называют ученые) тем, что Греция, объединившись под гегемонией Македонии — самого северного из находившихся на ее территории государств, — сама покорила всю колоссальную Персию. Кто не слышал о походах Александра Македонского (Великого)?

Но Сапфо-то о них точно не слышала, поскольку они состоялись спустя несколько столетий после ее смерти. А во времена нашей героини, что бы там ни говорилось, имела место парадоксальная ситуация: в политической сфере — абсолютный партикуляризм, при одновременном наличии в культурно-ментальной сфере предельно четкого понятия о том, что эллины — единый народ: говорящий на одном и том же языке (непринципиальные различия между диалектами — не в счет), верящий в одних и тех же богов, наслаждающийся одними и теми же произведениями искусства и литературы (естественно, поэмами Гомера заслушивались повсюду, где только жили греки), имеющий общий образ жизни, общую историческую судьбу… А вот побуждения создать единое государство как-то не возникало.

Взглянем на любую карту Греции: прежде всего бросится в глаза просто-таки усыпанное островами Эгейское море, которое в этом отношении ни в малейшей мере не схоже с каким-нибудь другим морем Европы ^[98]. Этих островов, наверное, сотни! По большей части они невелики, но есть и несколько крупных. Эти последние (если не считать особенно заметного Крита, а также Эвбеи, настолько тесно прильнувшей к Греции как таковой, что даже не сразу и различишь разделяющий их узкий пролив) в основном как бы жмутся к восточному, малоазийскому побережью Эгеиды. Если перечислить их, следуя с юга на север, то перед нами они пройдут в таком порядке: Родос, Самос, Хиос, Лесбос.

Кстати, заметим вот это характерное окончание — ос. Исторически сложилось так, что названия эллинских островов употребляют с этим окончанием. Не только перечисленных, но и других: Парос, Фасос, Наксос, Делос, Мелос, Кос (и т. д., и т. п.). Хотя вообще-то при транскрипции остальных древнегреческих топонимов средствами русского языка это окончание обычно отбрасывают. Мы говорим и пишем не «Коринфос», а «Коринф», не «Олимпос», а «Олимп»…

А вот с островами сложилось как-то иначе. Может быть, потому, что их названия, примени к ним обычную практику удаления окончаний, зазвучали бы как-то уж чрезмерно непривычно, экзотически. И, главное, вызывали бы совсем неподходящие ассоциации. Остров Род? Остров Сам? Остров Пар? Остров Мел? А Кос — с ним-то как быть? Просто «К»?

Но возвращаемся к перечисленной выше четверке — Родос, Самос, Хиос, Лесбос. Из этих больших островов каждый чем-то был в античности знаменит. Уж о Родосе не говорим: о нем слышал каждый хотя бы в связи с Колоссом Родосским — самой большой статуей античного греческого мира, одним из семи чудес света. Родос, конечно, был прославлен и многим иным, но речь сейчас не о нем.

Далее, Самос — отечество великого Пифагора (хотя этот философ и ученый вынужден был покинуть родные места, преследуемый тираном Поликратом — еще одним выдающимся самосцем, — и местом своей дальнейшей деятельности избрал Южную Италию). На Хиосе изготовлялось лучшее во всей Греции вино. Но мы перемещаемся всё севернее, и вот перед нами — Лесбос. Тут мы и остановимся.