Его глазами - Эллиот Рузвельт Страница 38

Я спросил, не являются ли эти партизаны китайскими коммунистическими войсками; отец утвердительно кивнул головой.

— Между прочим, — сказал он, — Чан Кайши старается убедить нас в том, что китайские коммунисты совершенно не воюют с японцами. Но мы знаем, каково истинное положение дел.

Мне случайно стало известно, что все данные воздушной фоторазведки китайской территории, производившейся нашей 14-й воздушной армией, хранились в строгой тайне от англичан, и я сказал об этом отцу.

— Мы уже давно договорились об этом с китайцами, — ответил он. Китайцы усиленно добивались от нас обещания не показывать англичанам карт, составленных нашей воздушной разведкой. Они даже заставили нас дать такое обещание еще до того, как мы приступили к работе. Их точку зрения не трудно понять. Они знают, что англичане хотят получить доступ к этим картам из коммерческих соображений, имея в виду интересы послевоенной торговли. Кстати, несколько дней назад мы беседовали об этом с Чан Кайши за обедом. Он усиленно добивается нашей поддержки, чтобы не позволить англичанам вернуться в Гонконг, Шанхай и Кантон с теми же правами экстерриториальности, которыми они пользовались до войны.

Я спросил отца, намерен ли он поддержать китайцев в этом вопросе.

— Не безоговорочно, — ответил отец. — Еще до того, как Чан Кайши поставил этот вопрос, я выразил ему неодобрение по поводу характера его правительства. Я сказал, что оно отнюдь не является демократическим в современном смысле слова. Я заявил, что еще до окончания войны он должен будет сформировать правительство национального единства совместно с яньаньскими коммунистами. И он пошел на это, правда, с одним условием: он хочет получить от нас заверение в том, что Советский Союз согласится уважать границу Манчжурии. Последний вопрос будет обсуждаться в Тегеране.

— Значит, если тебе удастся уладить эту сторону дела со Сталиным, Чан Кайши согласится сформировать в Китае более демократическое правительство? И в качестве компенсации за это…

— Совершенно верно. В качестве компенсации за это мы будем поддерживать его позицию, заключающуюся в том, что Англия и другие страны не должны больше пользоваться особыми империалистическими правами в Гонконге, Шанхае и Кантоне.

Несомненно, это соглашение сулило много хорошего.

— Меня особенно обрадовало то, что генералиссимус Чан Кайши согласился привлечь коммунистов к участию в национальном правительстве еще до выборов, — добавил отец. — Фактически, в качестве гарантии, что мы его не обманем, он хочет от нас только одного: чтобы после капитуляции Японии мы обеспечили такое положение, при котором английские военные корабли не будут входить в китайские порты. Эти порты должны быть открыты только для американских военных кораблей. И я лично поручился ему за это.

— Тебе трудновато будет добиться согласия Черчилля на такое условие, заметил я.

— Он не сможет особенно спорить, потому что разгром Японии будет осуществлен на девяносто девять процентов американским оружием и американскими войсками, — возразил отец решительным тоном. — После войны задачей американской внешней политики будет заставить англичан, французов и голландцев понять, что они могут управлять своими колониями только на основе тех методов, какие применяем мы на Филиппинах.

Отец заметил, что большинство китайцев считает японскую колониальную политику лучше английской, французской и голландской.

Он беседовал с генералиссимусом не только о будущем Китая, но и о Малайских княжествах, о Бирме, об Индо-Китае и об Индии; и, очевидно, Чан-Кайши был очень ободрен позицией отца в этих вопросах. Отец заявил ему, что англичанам придется удовлетвориться сохранением преимущественного экономического положения в Индии, предоставив стране политическую независимость, французы же после войны не получат права вернуться в Индо-Китай и снова вступить во владение этой богатой страной на том единственном основании, что она некогда была их колонией. Самое большее, на что могут рассчитывать французы, — это получить опеку над своими колониями и нести за нее ответственность перед организацией Объединенных наций. В конечном же счете этим колониям будет предоставлена независимость, как только Объединенные нации убедятся в том, что они уже созрели для самоуправления. Отец высказывал такой же взгляд почти год назад, и время лишь укрепило его убеждение.

* * *

На следующее утро отец был очень занят. Ему пришлось принять Джемса Лэндиса, Аверелла Гарримана, лорда Луиса Маунтбэттена (который хотел изложить свою особую точку зрения по поводу споров о китайско-бирманско-индийском театре), г-жу Чан Кайши, адмирала Леги и посла Вайнанта. Наконец, мне все же удалось прорваться к нему на минуту и сообщить, что затребованная мною по его поручению медаль Заслуженного Легиона доставлена.

— Прекрасно! — воскликнул отец, очень любивший такие сюрпризы. Устрой так, чтобы после завтрака Айк пришел сюда.

В половине третьего пришли генералы Эйзенхауэр и Маршалл, и отец объявил, что у него приготовлен небольшой сюрприз. По просьбе отца Уотсон зачитал заранее заготовленный приказ. Генерал Эйзенхауэр стоял в это время навытяжку. Когда приказ был прочитан, отец попросил Айка подойти к нему и сам приколол медаль к его кителю.

— Вы это заслужили, Айк, и заслуживаете гораздо большего, — сказал отец.

Айк ответил со слезами на глазах:

— Это счастливейшая минута в моей жизни, сэр. Такая награда для меня ценнее всякой другой.

* * *

После завтрака состоялось заключительное политическое совещание. Супруги Чан Кайши, Черчилль, Гарриман, Идеи и Кадоган собрались в саду и в течение двух часов совместно с президентом разрабатывали текст коммюнике, которое должно было быть опубликовано после Тегеранской конференции. Из него мир должен был узнать, что Манчжурия, Формоза и Пескадорские острова будут возвращены Китаю, а Корея после долгих лет угнетения вновь обретет свободу.

Мы обедали в своем кругу; отец и его спутники рано легли спать, так как им предстояло встать в пять часов утра, чтобы попасть в Тегеран до наступления темноты. На всем пути ожидалась хорошая погода. Я не полетел вместе с ними, так как у меня в Каире был свой самолет, на котором прилетел майор Леон Грей. Я хотел отправиться в Тегеран на этом самолете, потому что не знал, сколько времени мне удастся пробыть в Иране, и должен был иметь возможность вылететь оттуда в любой момент. Кроме того, генерал Эйзенхауэр пригласил меня на экскурсию для осмотра достопримечательностей Луксора.

Поэтому, когда отец и его спутники вылетели, мы с Леоном Греем и еще одним членом нашего экипажа, сержантом Крамом, отправились вниз по течению Нила, чтобы встретиться с Айком и его спутниками. В субботу вечером мы прибыли в Луксор и остановились в местном отеле, где для нас были приготовлены номера. Нас ожидал там приятный сюрприз — в комнате рядом с вестибюлем стояло старое потрепанное пианино, и сержант Крам с радостным возгласом бросился к нему. В мирное время он был пианистом в оркестре Кэй Кайзера; сейчас он с наслаждением уселся за пианино, размял пальцы и принялся за дело. После обеда он играл часа два с лишним; все мы, включая Айка, сидели и слушали, как зачарованные. Стоило только закрыть глаза, и казалось, что ты снова дома и войны уже нет.