Алиенора Аквитанская - Режин Перну Страница 38

Бесстрашный Вильгельм Маршал будет приставлен к королевским детям и вскоре станет неразлучным спутником Генриха Младшего на турнирах. Впрочем, никакого дальнейшего развития этот эпизод не получит, и все ограничится тем, что у королевы появится случай разглядеть у этого юного рыцаря черту, которой будет отмечено все его существование: безупречную верность.

Отныне у Алиеноры руки были развязаны, так что она могла сама заняться управлением собственными владениями и поочередно, одного за другим, сделать союзниками своих непокорных вассалов. Генрих все больше втягивался в ссору с архиепископом Кентерберийским и все глубже увязал в неразрешимых проблемах, которые она за собой повлекла. Вокруг него образовалась пустота: его мать Матильда умерла год назад, в 1167 г., и в ее лице Генрих утратил осторожного мудрого советника. И что же он? Он не замедлил испортить отношения с папой, который поначалу был очень к нему расположен, вступив во время свадьбы дочери в переговоры с кельнским архиепископом Рейнольдом фон Дасселем, ставшим сторонником антипапы по наущению Фридриха Барбароссы. Дело в том, что в 1167 г. Матильда, дочь Генриха и Алиеноры, вышла замуж за герцога Саксонского, более того — именно по этому случаю Алиенора ненадолго вернулась в Англию. Она пожелала лично проводить старшую дочь и вместе с ней отплыла из Дувра, но прежде велела приготовить приданое маленькой принцессы: три судна сопровождали корабль, на котором плыла невеста, и везли они сорок сундуков и столько же кожаных мешков, где были сложены платья, драгоценности и подарки для будущего супруга и его родных, а также королевский подарок, двадцать восемь фунтов золота, предназначавшегося для того, чтобы позолотить посуду новобрачной. Алиенора проводила ее до Нормандии, а там передала с рук на руки свите, высланной навстречу Матильде будущим мужем, и девочка продолжила путь в далекую Саксонию, а сама Алиенора вернулась в Пуату.

Здесь теперь сосредоточились ее надежды и ее честолюбивые помыслы, и те и другие обращены были на ее второго сына, Ричарда. Алиенора снова стала герцогиней Аквитанской, но теперь вместо недостойного супруга рядом с ней был сын. Отныне она будет отстаивать права своих детей, восстав против Генриха. И эти права возвращают ее в орбиту Франции, потому что в качестве герцогини Аквитанской она входит в число вассалов Людовика VII.

И потому отныне Генриху на каждом перекрестке приходится сталкиваться с этим неудавшимся монахом, с мелким королем, которого он издавна презирал. Даже более часто, чем он мог предположить, — поскольку понятия не имел о тайных помыслах своей супруги, — ведь поведение Генриха привело к тому, что французскому королю пришлось выступить судьей в его собственном деле. Чем больше Плантагенет демонстрировал силу, чем более тираническим делалось его правление, чем более он злоупотреблял королевской и супружеской властью, — тем более, казалось, возрастал авторитет Капетинга, считавшегося с правом и справедливостью. Генрих мог сколько угодно кичиться своим богатством; заключая брак дочери, ставшей женой одного из наиболее могущественных баронов Священной Римской империи, он мог сколько угодно проявлять свои имперские амбиции, — в глазах тех самых людей, которыми он правил, он подлежал суду ничтожного короля, того, кого он столько раз побеждал и унижал и кто противостоял своему великолепному вассалу лишь ласковой простотой. Наверное, именно в то время Людовик VII в разговоре с оксфордским архидиаконом Вальтером де Мапом и произнес знаменитые слова, которые пересказал нам этот последний: «Разнообразны богатства королей… Индийские цари богаты драгоценными камнями, у них есть львы, и леопарды, и слоны; византийский император и сицилийский король хвастаются своим золотом и своими шелками, но нет у них людей, которые умели бы что-нибудь, кроме разговоров, и они неспособны воевать. У римского императора, которого называют "Германским", есть люди, которые умеют воевать, и боевые кони, но нет золота, нет шелков, нет других богатств… У твоего господина, короля Англии, нет ни в чем недостатка: у него есть люди, кони, золото, шелк и драгоценные камни, плоды, и скот, и вообще все. А у нас во Франции нет ничего, кроме хлеба, вина и веселья».

Не для того ли, чтобы решительно, раз и навсегда, поставить на место эту власть другого порядка, Генрих Плантагенет в начале 1169 г. совершил впечатляющий поступок? На день Богоявления в замке Мормирай, высившемся на границе Мена и шартрского края, была назначена официальная встреча между королями Франции и Англии. Последний привез с собой троих своих сыновей, которые — все трое — должны были принести оммаж Людовику VII, обещать быть его верными вассалами в предназначенных для них континентальных провинциях: Генрих Младший — в Нормандии, Мене и Анжу, Ричард — в Пуату и Аквитании, а Жоффруа — в Бретани.

— Господин мой, — сказал Плантагенет, — в этот праздник Богоявления, в день, когда три царя принесли свои дары Царю царей, я отдаю под вашу защиту троих моих сыновей и мои земли.

— Поскольку, как мне кажется, слова эти внушил вам Царь, получивший дары волхвов, — ответил Людовик, — пусть ваши сыновья вступают во владение своими землями перед лицом Бога.

И снова английский король получил урок от короля Франции: нельзя было яснее напомнить ему об обязанностях, неотделимых от прав сюзерена.

Во время той же самой встречи была совершена попытка примирения с Томасом Бекетом, который, признав, что покоряется королю Англии, выдвинул знаменитое условие, определявшее Божие право по отношению к королевскому.

«В присутствии короля Франции, папских легатов и принцев, ваших сыновей, я предоставляю все это дело и все трудности, которые из-за него возникли между нами, на ваш королевский суд… без ущерба для славы Божией».

Алиенора не присутствовала на переговорах в Монмирае, но, наверное, обрадовалась тому, что эта встреча состоялась: ведь это означало, что сделан первый шаг к цели, которую она отныне упорно преследовала — добиться того, чтобы власть ее супруга перешла в руки ее детей. И потому она появилась рядом с Генрихом на пышном придворном приеме, который в тот год был устроен на Рождество в Нанте. В присутствии собравшихся бретонских баронов и прелатов объявили о свадьбе маленького Жоффруа — ему тогда было девять лет — с бретонской наследницей, Констанцией, дочерью к тому времени уже покойного герцога Конана. Все поклялись в верности мальчику, и Генрих смог убедиться в том, что в этой отдаленной западной провинции его власть была не пустым словом. Но и Алиенора не замедлила испытать на деле собственную власть. Генрих вернулся в Англию, более чем когда-либо ощущая угрозу церковной кары. Алиенора же тем временем лелеяла планы, заключавшиеся в том, чтобы в праздник Пасхи 1170 г. Ричард официально вступил во владение своим наследством.

Новый герцог Аквитанский, граф Пуатье, был представлен своим вассалам и принял от них оммаж во время ассамблеи в Ньоре. Алиенора вместе с ним отправилась верхом объезжать владения от Луары от Пиренеев. Вернувшись в Пуатье, Ричард, по старинному обычаю, получил почетный титул аббата Сен-Илера, и там, в монастыре, который для графов Пуатье был примерно тем же, чем Сен-Дени для французских королей и Вестминстер — для английских, принял от Иоанна, епископа Пуатье, и Бернарда, архиепископа Бордо, копье и знамя, которые были знаками его сана.