Повесть о моей жизни - Федор Кудрявцев Страница 38

В эту группу, или, как было принято говорить, партию, входило большинство русских и несколько сербов. Старостой партии (партайфюрером) был назначен серб, поваром — я.

От Дрозендорфа на Тайе до Кольмюцграбена было километров пятнадцать, и мы под конвоем одного солдата пошли туда пешком вслед за подводой, которая везла наши пожитки и на неделю хлеба и продуктов.

Дорога, по которой мы шли, на открытых местах была с обеих сторон обсажена фруктовыми деревьями. На некоторых из них висели спелые ягоды черешни, и, если не было соломенной кисточки, запрещающей щипать ягоды, мы по дороге щипали их понемногу и ели.

В Кольмюцграбене мы разместились в небольшом двухэтажном крестьянском доме, рабочие на первом этаже, я с партайфюрером в спальне хозяев во втором. Здесь же, во втором этаже, была и кухня, где я готовил пищу для своих товарищей. Перед самым окном росло сливовое дерево со спеющими плодами. Немного справа от дома, видный и слышный из окон спальни и кухни, шумел на реке небольшой водопад.

В спальне среди прочего убранства красовалось большое католическое распятие и статуйка Мадонны с младенцем. Было довольно уютно.

Хозяин дома был чех с немецкой фамилией Вайсхаар. Трех его взрослых дочерей звали Анна, Эмма и Мария. Все были незамужние. За старшей, Анной, стал ухаживать кто-то из рабочих, за средней, Эммой, — староста-серб. Младшая, Мария, или, как ее ласкательно звали, Мици, строила глазки мне. Я это заметил и стал говорить ей комплименты и немножко ухаживать. Ей это нравилось, и однажды она, увидев на мне зеленый галстук, сказала по-чешски:

— Травичка зелена — мам вас рад значена (что по-русски можно перевести так: травка зелена — я в вас влюблена).

Но дальше глазок, комплиментов и прогулок за деревню к расщелине высокой скалы, сквозь которую прорывалась Тайя, у нас дело не пошло. Мици строго берегла свою девичью честь. Она с осуждением относилась к своей подруге Юлии Скаленц, которая после побывки в отпуске ее жениха-солдата родила ребенка, а вскоре прибыло известие с фронта, что ее жених убит.

Юлия была некрасивая бедная девушка с прыщеватым лицом, с веселым и довольно развязным нравом, но ухаживать за собой никому не позволяла. По вечерам ее всегда можно было видеть только с ребенком на руках.

О расщепленной скале, возле которой мы гуляли с Мици, есть легенда, что с ее вершины когда-то давно бросилась в реку обманутая рыцарем девушка, и поэтому скала зовется Юнгферфельс (Скала девы).

В деревне был небольшой трактирчик, где имелось пиво. Перед трактирчиком высились голые скалы. Вершина одной из скал была очень похожа на голову льва, с другой скалы рядом с ней с высоты стремился крошечный водопадик, рассыпая при падении облачко брызг, в которых по вечерам купался рой голубых светлячков. В вечернем полумраке это было очень красивое зрелище.

По лесистому склону горы я раза три поднимался к замку и бродил по его залам с обрушенными потолками и высокой круглой башней, на крыше которой росло раскидистое дерево. В зале, вероятно пыток, зияло отверстие в глубокий колодец, дна которого не было видно. Я бросил в него камень, всплеска воды в нем не услыхал, чуть слышно стукнуло где-то очень глубоко. Зажег бумажку и бросил в темное жерло. Бумажка погасла недалеко от поверхности, ничего не осветив. Стало жутко, и я поспешил прочь из мрачных стен.

Идя домой, я нашел несколько сыроежек. На улице мне встретились Мици и еще несколько девушек. Они стали уверять, что это ядовитые грибы и советовали их бросить. Я не послушал. Отварил и в присутствии Мици и Юлии съел. Девушки потом удивлялись, как я остался жив.

В Кольмюцграбене мы пробыли не больше месяца. С большой неохотой вернулись обратно в лагерь. А лето играло своими красками. Сердце стремилось снова на простор, в поля и горы.

Вскоре стали набирать небольшую группу на сельскохозяйственные работы в помещичье имение. Я в нее записался, но не поваром, а рядовым рабочим.