Николай II - Сергей Фирсов Страница 37

В тот день царь был в мундире Преображенского полка, как уже говорилось выше — с орденом Святого Андрея Первозванного, императрица Александра Федоровна — в белом серебряном платье и с лентой ордена Святой Екатерины. Мундир и подошвы сапог Николая II имели заранее сделанные отверстия — разрезы, невидимые со стороны, через которые только и можно было совершить миропомазание (в дальнейшем коронационная одежда была отдана на хранение — как святыня и историческая реликвия). Таинство миропомазания было совершено уже после коронования царя. В 10 часов 55 минут император опустился на колени для прочтения установленной молитвы. Все присутствовавшие в Успенском соборе вслед за Николаем II также встали на колени. В молитве, произносимой на церковнославянском языке, царь просил у Бога помощи в деле управления империей, публично исповедуя древний принцип: «сердце царево в руце Божией». «Буди сердце Мое в руку Твоею, — говорил Николай II, — еже вся устроити к пользе врученных Мне людей и к славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостыдно воздам Тебе слово милостию и щедротами единородного Сына Твоего, с ним же благословен еси со пресвятым и благим и животворящим Твоим духом во веки веков. Аминь».

Затем митрополит Палладий прочел молитву за царя и произнес приветственную речь. Чин коронования завершился, императорскую чету поздравили родственники и гости, после чего началась литургия. В ней участвовали три митрополита (Петербургский Палладий, Московский Сергий, Киевский Иоанникий) в сослужении протопресвитеров И. Л. Янышева и А. А. Желобовского, протоиерея И. И. Сергиева (Кронштадтского) и четырех клириков Успенского собора. Среди духовных лиц только отец Иоанн Сергиев присутствовал в Успенском соборе не потому, что занимал какую-либо официальную церковную должность, а потому что в конце XIX века был одним из самых известных православных священников России; в дни болезни императора Александра III в Крыму он молился у постели умиравшего императора.

Миропомазание царя состоялось после окончания литургии и причащения служившего духовенства. Готовясь к нему, император впервые (за все время нахождения в храме) снял шашку. Митрополит Палладий помазал его священным миром — «на челе Его Величества, очах, ноздрях, устах, ушах, персях и на руках». После чего вновь москвичей оповестили о случившемся 101 выстрелом. Затем таинство было совершено над императрицей, но митрополит Палладий «помазал священным миром только на челе Ее Величества». Затем через Царские врата Николай II вошел в алтарь собора, где причастился по царскому чину (как священнослужитель). Александра Федоровна причастилась в обычном порядке. Главный акт торжеств завершился, последовали поздравления. «Трудно себе представить и больший энтузиазм, чем тот, с которым толпа встречала своего царя при появлении его в короне и порфире на Красном крыльце…» — вспоминал Б. А. Энгельгардт. Новый монарх и молодая царица земно поклонились народу, чем вызвали бурю восторгов — существовавшие с давних времен традиции нарушены не были. Затем в Грановитой палате состоялся торжественный обед, на котором присутствовали более 250 гостей.

Этот день ознаменовался также высочайшим манифестом, в котором по случаю коронации даровались различные льготы и милости. Но главное, в манифесте подчеркивалось, что коронация — акт религиозный, определявший будущее нового монарха как наследника традиций своих самодержавных предшественников. «Изволением и милостию Господа Вседержителя, — говорилось в нем, — совершив в сей торжественный день обряд Священного Коронования и восприяв Святое Миропомазание, повергаемся к престолу Царя Царствующих с усердным молением, да благословит Он царствование Наше на благо возлюбленного Отечества и да утвердит Нас в исполнении священного обета Нашего — верно и неуклонно продолжать унаследованное от венценосных предков дело строения Земли Русской и укрепления в ней веры, добрых нравов и истинного просвещения».

Так, коронация рассматривалась как пролог к успешному служению государя своей стране, что, в свою очередь, предполагало продолжение наследственного дела русских самодержцев — обустройства империи и ее народа. И хотя император начал свое правление еще 20 октября 1894 года — в день смерти отца, именно коронация легитимизировала то, что он получил по праву первородства и династическим законам. «С детства обрученный России, он в этот день как бы повенчался с ней», — образно выразился о коронации русский историк С. С. Ольденбург в книге «Царствование императора Николая II». Последовавшие затем торжества должны были доказать исключительную важность для монархического государства акта 14 мая.

Торжества фиксировались на кинопленку: изобретение братьев Люмьер попало в Россию практически сразу же. Впервые в истории была заснята политическая хроника. В 1896–1897 годах снятые на коронации фильмы неоднократно демонстрировались в Павловском вокзале и летних театрах Петербурга. Царская семья увидела фильм о коронации летом 1897 года в Царском Селе. Устроители показа, несколько французских операторов, отснявшие фильм, получили специальные награды — перстни с бриллиантами.

По этикету царская чета должна была присутствовать на всех официальных мероприятиях, утвержденных Министерством Императорского двора. Одним из таких мероприятий стал парадный спектакль в Большом театре. Ничего особенного в этом конечно же не было, если бы не участие в нем бывшей возлюбленной самодержца — балерины Матильды Кшесинской. Министр Императорского двора, знавший историю первой любви Николая II, первоначально не собирался давать балерине разрешения на участие в коронационных торжествах (предполагалось поставить балет «Жемчужина» на музыку Дриго). Кшесинская же сочла это оскорблением перед всей труппой и обратилась с жалобой к великому князю Владимиру Александровичу — дяде царя. В результате дирекция Императорских театров получила приказ «свыше».

«Моя честь была восстановлена, — вспоминала балерина, — и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал, без его ведома и согласия дирекция своего прежнего решения не переменила бы». Для Кшесинской было важно, что царь исполнил ее желание, «защитив» ее. О том, что это бестактно по отношению к царице, она не думала, что вполне понятно: для женщины важно было доказать самой себе и окружающим «глубину чувств», связывавших ее с императором. Но почему так поступил любящий свою супругу Николай II? «Как, любя ее, он мог утвердить список участников торжественного спектакля, где „только две петербургские балерины и одна из них… Кшесинская“?» — задавался вопросом Г. Иванов. Правильнее поставить вопрос по-иному: не как мог утвердить список, а как он мог отказать бывшей возлюбленной? Личные переживания для царя всегда оказывались более важными, чем что-то другое.

Но уже на следующий день после спектакля об эпизоде с Кшесинской забыли. 18 мая на Ходынском поле, где были устроены народное гулянье и выдача подарков по случаю коронации, случилась трагедия, ставшая важной вехой последнего царствования и открывшая череду несчастий правления Николая II. Правительственное сообщение о случившемся было кратким: «Сегодня, 18-го мая, задолго до начала народного праздника, толпа в несколько сот тысяч двинулась так стремительно к месту раздачи угощений на Ходынском поле, что стихийною силою своею смяла множество людей. Вскоре порядок был восстановлен, но, к крайнему прискорбию, последствием первого натиска толпы было немало жертв: до 10 часов пополудни погибших на Ходынском поле и скончавшихся от полученных увечий тысяча сто тридцать восемь (1138) человек. Его Императорское Величество, глубоко опечаленный совершившимся, повелел оказать пособие пострадавшим — выдать по тысяче рублей на каждую осиротевшую семью и расходы на похороны принять на Его счет». Император откликнулся немедленно, но изменить уже ничего не мог. Коронация была омрачена пролитой кровью. Не оттуда ли, с Ходынского поля, и пошел по России миф о «кровавом» царе, окончательно оформившийся после 9 января 1905 года? Не случайно на заре Первой российской революции заявляя, что «монархия идет к гибели, а без монархии у нас лет 10 неизбежна резня», идеолог «монархической государственности» Л. А. Тихомиров вспоминал Ходынку как «исполнение предвещания» неудачного царствования, слабого самодержца, гибели монархии. О том, что в трагедии 18 мая 1896 года многие видели дурное предзнаменование, писал и С. Ю. Витте. В связи с произошедшим вспоминали и японское покушение 1891 года.